Путешествие в Хохляндию

или

Записки Москаля

Часть 4

Утро третьего дня в Киеве ввыдалось на редкость солнечным. Я проснулся с твёрдым осознанием того, что у меня сегодня День рождения. Причём юбилей. По телевизору шёл советский детский фильм «Буратино». У киевских телевизионщиков переозвучивать его рука не поднялась, однако внизу экрана шли субтитры. Читать их было увлекательно. Например, в эпизоде, где Мальвина учит Буратино считать и говорит: «Некто дал тебе два яблока», слово некто перевели, как «хтось», отчего я чуть не упал с дивана со смеха. После вчерашней романтической прогулки по Гидропарку, мои белые брюки и рубашка пошли в расход. С вечера я их постирал, и они всю ночь сохли на балконе, сверкая своей белизной на весь двор. Оставалось только их погладить. Утюг в квартире был, однако не было гладильной доски. Самой ровной поверхностью был пол. Расстелив брюки и рубашку на ковре, я быстро справился с задачей.

Настя уже ждала меня в метро, и я, надев ещё горячую рубашку, выскочил из дома. На улице стояла жара. Старушки, которые уже сидели на лавочке, проводили меня колючим взглядом.
Троллейбус шёл каким-то на редкость нетрадиционным путём, сворачивая на всё более узкие улочки. Я смотрел на людей, которых набилось порядком, и думал, что никто из них не знает, что сегодня у меня день рождения. Это был мой маленький секрет.

Настя торжественно чмокнула меня и произнесла длинную фразу:

- Дима! Поздравляю тебя с Днём рождения! Желаю тебе здоровья, счастья, большой любви! Только я не смогла найти по пути подарок, так что давай съездим с тобой на Андреевский рынок. Я посмотрел на неё и понял, что за тот день, что мы не виделись, уже успел соскучиться. Причем, скучать начал, ещё в начале прогулки с Алиной.

- Куда поедем? – спросила она.

- Я хотел бы посмотреть Киево-печерскую лавру, - предложил я. Меня привлекало даже не то, что это одна из главных достопримечательностей Киева, сколько возможность побывать в знаменитых пещерах-катакомбах, которыми она славилась!

- Хорошо, - сказала Настя, - ты именинник, тебе и решать!

Мы вышли из метро на станции «Арсенальна», в глаза бросилась высокая кирпичная башня со следами пуль на стенах.

- Кто так её? – спросил я.

- Это Арсенал, его брали штурмом в Революцию, - пояснила Настя.

Мы доехали до Лавры автобусом, прошли какими-то закоулками и оказались у входа. В давние времена Лавра была не просто монастырём, но и неприступной крепостью, которая должна была сдерживать натиски тюркских орд: половцев и печенегов, татаро-монгол. Со всех сторон её окружала высокая стена. Недалеко от входа был фундамент какой-то церкви, разрушенной ещё в Революцию. «Затем на развалинах часовни выкрикивал нецензурные песни», - вспомнилось что-то забытое.

 

Лавра

Мы отворили тяжелую калитку огромных металлических ворот и прошли под арку. Касса была прямо в арке, причём многие обходили её, заходя сначала в монастырскую лавку, откуда уже выходили в Лавру с чистой совестью.

У нас этот номер не прошёл, нас окликнули, вернули и пристыдили. На билете был план Лавры с указанием многочисленных часовен и церквей, выставок и музеев, однако вход был нарисован где-то сбоку, и понять по такому плану, где мы не представлялось возможным.

Прямо от входа крутые щербатые ступени уводили в старинную церковь. Мы вошли в неё и сразу окунулись в полумрак средневековья. Гулкие своды над головой множили малейший звук. В углу сидела полуживая монашка в черном одеянии. Свет в церковь проникал только через маленькие тусклые окошки под потолком, откуда нехотя растекался дальше. В этом сумраке на иконах различимы были только лики; некоторых икон не было, их ниши пустовали. В одну из них Настя присела, пока я снимал церковь на видео. Когда мы выходили, монахиня тихо дремало, уронив голову на грудь.

Народу в Лавре было по-утреннему немного. На молочном небе не было просвета. Удивительно много было лавочек и картинных галерей, в которых местные художники выставляли свои работы. Тема большинства картин была вольно-религиозной. Например, Иисус Христос, который летит по небу над грешной землёй, как Питер Пэн. Или доблестный казак, похитивший девушку из вражьего стана, скачущий, перекинув её покорное тело через седло своего вороного коня.

Пожилая экскурсовод с продажным взглядом привела в лавочку группу итальянцев. Говорила она с ними на русском, но медленно и громко, видимо, чтобы её лучше было понятно. Длинные слова она произносила по складам.

- Вы... мо-же-те при-об-рес-ти... здесь кар-ти-ны! – говорила она, - с ними у вас не будет никаких проблем на та-мож-не!

Итальянцы, как дети на мороженое, набросились на дешевые картины. В Европе любая живопись стоит бешеных денег.

Я до этого был только в Печорском монастыре, что в Псковской области, и по привычке называл Лавру «Киево-Печорской», однако первая же бабулька-хранительница строго меня поправила, что Лавра ПечЕрская.

В центре Лавры стояла высокая колокольня, также было много красивых церквей и музеев, но и меня и Настю больше всего интересовали пещеры! Дорога к ним постоянно уходила под гору, спускались мы почти бегом по скользкой булыжной мостовой. На повороте был туалет в угловом здании, пол в котором повторял неровности местного ландшафта и был, чуть ли не под 45 градусов.

Некоторые стены были на реставрации, о чем свидетельствовали таблички «Небезпечно». Реставраторы проворно сновали по лесам, восстанавливая штукатурку и фрески. Наконец, мы пришли в кассу. Там мы с удивлением узнали, что в пещеры девушка может входить только с покрытой головой. Здесь же были выставлены косынки в ассортименте.

Настя купила себе самую простую – белую с голубым узором, на котором была нарисована Лавра. Проходным билетом в Лавру служила обычная свечка, самый функциональный билет, который мне приходилось видеть. Народ собирался быстро, рассаживаясь на скамейки, в ожидании экскурсии. Настя повязала косынку, которая ей очень пошла. На мой взгляд, пора возвращать эту забытую моду, красиво, «гламурненько», а главное своё!

- Тебе идёт, - сказал я Насте.

- Отож, - с достоинством сказала она.

Вскоре показалась наша экскурсовод. Она была белесая, как белоруска, с испуганно-просветлённым взглядом.

- Здравствуйте, - пропищала она высоким голосом, - мы с вами начинаем экскурсию в пещеры, следуйте, пожалуйста, за мной.

Мы вошли в храм, где на стенах были очень странные иконы. До этого я никогда не видел, чтобы на них рисовали чертей. Здесь же чертей было, чуть ли не вдвое больше, чем воинства небесного. Они стояли группами, враждебно глядя на небеса, где ангелы во всем белом светили своей непорочностью. Нечисть вызывала отвращение. А на самом верху был лик Богородицы, строго и величественно созерцающей все это. Из-за всей этой не типичности, я подумал, что монастырь этот непростой, и монахам его известно некое тайное знание.

В России, в том же Печорском монастыре тоже есть «нерукотворные пещеры», однако попасть туда, несмотря на то, что был в Печорах дважды, я так и не смог. Коррумпированные монахи делают из пещер тайну, и водят туда только по договоренности. Попасть туда на первый взгляд очень просто. Надо приехать в монастырь к восьми утра, встать у храма и ждать, когда монахи выйдут с утренней службы. Надо выбрать монаха, который никуда не торопится, и обратиться к нему с просьбой, проводить в пещеры, «позолотив ручку». Тогда он скажет, когда подойти, и к двум часам, возможно, проводит в пещеры тайно. В Киеве такой цирк не устраивали, попасть в пещеры можно было, просто купив свечку-проходку. После этого я ещё больше зауважал украинцев. Мы зажгли наши свечи и выстроились в очередь. Те, кто уже зажёг свою свечу, быстро помогали остальным, передавая огонь дальше и дальше.

В стене открылась невысокая дверь, и люди, сильно пригибаясь, исчезали в ней друг за другом.

В Африке часто слонята передвигаются, хоботом держа за хвост маму. Я чувствовал себя большим слоном, который прокладывает дорогу стаду. Зажмурившись, я нырнул в густую темноту, и тут же, чуть кубарем не покатился вниз. Настя меня удержала за пояс. Полной темноты в пещерах не было. Во все стороны расходились люди, освещая свой путь свечами. В оранжевом мерцании церковных свечей лица казались серьезными и задумчивыми. В глазах стояли искорки пламени. На лицах то вырастали, то укорачивались тени. Пещеры были узкими и сильно петляли. В проходе с трудом могли разойтись два человека, а выпрямиться мог только человек «очень среднего» роста. «А вдруг всё это сейчас обвалится?», – с ужасом подумал я, но сразу же отогнал эту мысль, чтобы моя паника не передалась Насте. Мы двинулись гуськом, неся свечи, как гномы. Первое время я пытался снимать это чудо, но монах, дежуривший на первом же повороте с молитвенником в руках, сказал: «Вы, что с ума сошли? Выключите камеру!». В одной из пещер была небольшая церковь. В гроте висели иконы, в стену было вделано большое распятье, и горело множество свечей. Очередь прошла по кругу, и каждый поцеловал это распятье.

Феномен пещер в том, что похороненные там монахи не разлагались, а тлели, превращаясь в мощи. В советские годы мощи пытались изучать, подвергать экспертизе. Ведь человеческое тело можно спасти от разложения, только мумифицировав. В Москве был создан целый институт, чтобы изучать этот вопрос и поддерживать тело Ленина в Мавзолее на должном уровне, постоянно подвергая его химической и косметической обработке. И всё равно, до наших дней сохранилась только голова и кисть руки Ильича. Однако мощи, как оказалось, никто не обрабатывал, что ставило науку в тупик.

В старину люди были меньше ростом, поэтому гробики были совсем маленькие, большей частью закрытые, однако в некоторых случаях какие-то части оставляли открытыми. Основную часть времени монахи молились, и иногда некоторые старцы доходили до такого уровня просветления, что просили замуровать себя в стены, чтобы посвятить свою жизнь до конца молитвам и посту. Получив на это благословение настоятеля, они уходили в нишу, где их замуровывали камнями, оставив лишь маленькое окошечко для подачи воды и хлеба. Там они молились день и ночь, замаливая грехи человечества и россиян. Когда монах переставал принимать хлеб и воду, монахи ждали три дня, после чего разбирали кладку и хоронили своего брата с особым почётом. Некоторые монахи жили так до тридцати лет!

Илья Муромец

Среди обитателей монастыря были такие известные личности, как Нестор, летописец, автор «Повести временных лет», знаменитый богатырь Илья Муромец, который, как я считал раньше, жил только в былинах да анекдотах. Теперь с удивлением я обнаружил, что это вполне реальная личность. История его интересна. Жил Илья в X|| веке. До 30 лет он не ходил, страдая параличом рук и ног. Как-то раз в дом зашли трое старцев-паломников, в былинах они называются «каликами», которые попросили его принести им еды и питья. С необычной легкостью для парализованного человека, Илья вскочил и накормил старцев, которые за это наделили его силой недюжинной и предрекли ему смерть «не на поле битвы». Достоверность личности Илья Муромца много раз ставили под сомнение, очень уж сказочными кажутся нам былины про Идолище и Калина царя, Святогора и Соловья-разбойника. Долгое время принято было считать, что Илья Муромец – собирательный сказочный образ. Однако былины по тому так и названы, что отражают быль. В 1988 году мощи Ильи Муромца были исследованы Межведомственной комиссией Минздрава УССР. Учёные с удивлением пришли к выводу, что «исследуемый» - мужчина 40-55 лет (в то время средняя продолжительность жизни была 35-40 лет, и человек 50 лет считался глубоким старцем). Ростом 177 см (что и сейчас немало, а тогда средний рост мужчины был 150-165 см). Позвоночник и кости, чьё строение практически не совместимо с нормальным движением, сильно деформированы болезнью, что сходится с легендой о том, что Илья не ходил до 30 лет. А ведь были попытки объяснить эту его неподвижность как прообраз на Русь, скованную татаро-монгольским игом! На теле Ильи Муромца найдено большое количество мелких и крупных ран, порезов.

Смерть же наступила от обширного ранения в грудь, при котором было повреждено сердце. Таким образом, личность Ильи Муромца приобретает вполне реальные очертания. Вероятно, это был действительно сильный и отважный человек, для которого на первом месте стоял долг перед Отчизной, такой, каким он был и описан в былинах. После освобождения Чернигова от Орды, местные власти предлагали Илье, как теперь бы сказали, «чиновничью должность», но тот отказался. Илья входил в дружину киевского князя Владимира (в повести временных лет это добрый и великий князь, в былинах – мелочный и трусливый правитель, неоднократно предававший Илью), чей портрет можно увидеть на купюре в 1 гривну. Поскольку жил Илья Муромец в Х|| веке, а былины датируются XV||, за это время личность его успела обрести легендами, ведь изначально былины были устным творчеством. В годы татаро-монгольского ига образ Ильи Муромца стал особенно важен, ведь он помогал поверить, что иго можно победить. Даже когда иго ещё не было побеждено, в былинах Илья Муромец одерживал над ним решительную победу!

Образ Ильи Муромца – образ разумной силы, противопоставляется образу почти стихийной, неконтроллируемой, языческой силе богатыря Святогора, легенды о котором превалировали до крещения Руси. В Былинах разум одерживает победу над стихией.

Предполагают, что Илья погиб при взятии Киева князем Рюриком Ростиславичем в 1204 г., сопровождавшемся разгромом Печерской лавры союзными Рюрику половцами (кочевыми тюркскими племенами). В таком случае, он должен был родиться между 1150 и 1165 гг. «Преподобный Илия почивает в молитвенном положении, сложив персты правой руки так, как принято и теперь в Православной Церкви — три первые перста вместе, а два последние пригнув к ладони». Гроб, который не помещался в стандартную нишу, поставили под углом, такой он был большой. Из-под покрывала видна рука, застывшая навеки в крестном знамении.

Пещеры эти хранили множество легенд, почти каждый монах погребенный в них, имел свою историю. Так, например, один монах, чувствуя приближение смерти, завещал не хоронить его вместе со всеми. Он удалился в дальние малоизученные ходы пещер, произнес молитву, и его завалило камнями. Так он встретил свою смерть. Сто лет спустя, монахи попытались разгрести завал, чтобы достать останки. Однако легенда гласит, что «тотчас с потолка потекли потоки воды и со всех сторон посыпались искры пламени». Перепугавшись, монахи совсем заложили ход и закрыли его иконой Богоматери. Мы посмотрели и крохотную трапезную, где монахи столовались. Комната была совсем небольшой, очевидно они питались в несколько смен. В пещерах было ещё и множество потайных ходов, в которых были устроены подземные церкви, хранилища церковной утвари, библиотеки. Говорят по ночам в этих коридорах можно услышать голоса святых монахов.

Со всех сторон шли люди со свечами, и это было удивительно красиво. Когда мы уже выходили из пещер, неожиданно включили свет. Мы потушили свечи.

- Понюхай свою свечку! – велела Настя, – она пахнет настоящим пчелиным воском!

И действительно, свечи делают сами монахи по старинной технологии, отчего их даже в руках было приятнее держать, чем обычные стеариновые. Мы вышли притихшие и умиротворённые. После пещер, при дневном свете всё воспринималось иначе. Стало припекать солнышко. Повсюду было множество ярких цветов, клумб, кустов с цветами.

Мы решили обойти монастырь стороной и стали спускаться по узкой дорожке вниз. Зайдя в ещё одни ворота, мы пошли по дорожке, выложенной булыжником, по обе стороны которой росли голубые ёлочки. На почётном месте стоял памятник религиозному философу Петро Могиле. Пётр Могила был видным реформатором Православной церкви, выступал за распространение украинского языка в книгопечатании, способствовал изданию украинской Библии, был архимандритом сначала Киево-Печерским, а потом и патриархом Киевским. В трудах Могилы прослеживаются идеи всеобщего единения – различных христианских конфессий, философских течений, восточной и западной мудрости, и, конечно же, самой Украины. Религиозные реформы Могилы сплотили украинское общество, подготовив хорошую почву реформам Богдана Хмельницкого.

Здесь уже была монашеская часть, и по дорожкам мимо нас проходили степенные монахи и монахини в длинных черных рясах. Подъехал черный Мерседес, из которого вышел какой-то особенно важный чин, в черной рясе, с тяжелым золотым крестом.

- Вот за это я и не люблю церковников, - сказала Настя, - знаешь, какой это прибыльный бизнес? А ведь всё это на деньги верующих!

Трапезная

Неожиданно мы набрели на монастырскую столовую. За ровными столиками чинно сидели монахи, богомольные старушки, кроткие девушки в платочках. Такие же девушки, но менее кроткие, работали буфетчицами. Порции в столовой были на удивление маленькие, причём без мяса, так как шёл пост. На почётном месте стояли фирменные шоколадки «Киево-Печерская лавра». На оборотной стороне было написано: «На обложке сей шоколадки изображён святый храм божий, посему обложка не подлежит утилизации, вы обязаны её сжечь». «Лучше вместе с шоколадкой», - сказала Настя, повертев в руках плитку. Кормили в монастырской столовой вкусно, однако, после постного борщика и салата из свежей капусты, есть захотелось с удвоенной силой.

 

Подниматься было сложнее, чем спускаться. Дорога вела теперь исключительно в гору на протяжении четверти часа, и к концу подъёма по лицу пот шёл градом.

- Я тебе советую обязательно сходить в музей миниатюр, - сказала Настя, - такого ты нигде не увидишь.

Мы зашли в небольшое помещение, где по кругу шли экспонаты, к каждому из которых полагался микроскоп. Невооруженным глазом миниатюры выглядели какой-то точкой, но стоило взглянуть в микроскоп, как взгляду открывались совершенно потрясающие вещи: микроскопические предметы, изготовленные в человеческом волосе, в семечке горчицы, в кусочке слоновой кости. Была здесь и знаменитая подкованная блоха!

Вечерело, мы направились к выходу.

- Погоди! – сказала Настя, - давай я побегу и сниму, как ты выходишь из Лавры.

Из чугунных ворот Лавры я вышел на улицу эффектно, под видеосъёмку.

- Вы, наверное, какая-то знаменитость? – осведомился мужчина, торговавший на земле различной утварью – календариками, открытками, иконками.

- Я – да, - ответил я с пафосом и с интересом уставился на его товар.

- Хочешь я куплю тебе фильм о Киеве в подарок на день рождения? – спросила Настя. Я согласился и стал счастливым обладателем диска «Киев».

- Тогда на Андреевский рынок нам уже не надо, едем прямо домой, - сказала она.

Обратно мы шли пешком. Над высоким обрывом раскинулся зелёный парк. Вдоль гранитных парапетов сидели толпы молодежи. На траве, обнявшись, лежали влюблённые парочки. Мы сели отдохнуть на бортик, Настя закурила.

- Дима, Дима! – раздался истошный крик.

- Что? – удивленно спросил я, оборачиваясь. Позади меня стоял парень с улыбкой до ушей.

- Извините, это я не вам. Вы ведь наверняка не пьёте…

- Как это, почему? – удивился я. Но тут уже прибежал нужный Дима, и парни почти бегом удалились.

Оболонь

Выйдя из парка, мы спустились в подземный переход. В книжном супермаркете, я купил себе самоучитель украинского языка.

- Зачем он тебе? – ужаснулась Настя.

- Хочу говорить правильно, - сказал я.

- Но зачем тебе украинский? – ещё больше удивилась она. А он мне понравился.

В сувенирных лавках преобладала украинская тема – глиняные трубки, фигурки хуторян с длинными чубами и усами, белые домики-мазанки, и почему-то китайская. В изобилии висели всякие музыкальные трубочки, веера, бронзовые жабки и черепашки.

Мы шли вдоль жилых домов, где на многих балконах развивались флаги «Партии регионов» и оранжевые полотнища.

- Интересно, им приплачивают за рекламу или они сами такие энтузиасты? – спросил я у Насти.

- На Украине никто ничего бесплатно не делает, - возразила она.

На одном из домов висело большое объявление: «Выставка котiв».

- А почему не «кошек», ведь так же правильнее? – удивился я.

- Потому что «виставка кiшек» звучало бы неблагозвучно, - ответила Настя.

Возле обстрелянного здания арсенала мы долго и безуспешно ждали автобуса. Причём, кроме нас автобуса никто даже не ждал, все ехали на метро. Неожиданно к нам присоединилась девушка с очень большим бюстом. Мы оба проводили её взглядом. Я восхищённым, Настя скептическим.

- Тебе какая грудь больше нравится: маленькая или большая? – осведомилась она деловито.

- Вообще-то большая, - честно признался я.

- Не знаю, - сказала она, - у меня подруга есть с пятым номером, куда не придёт, мужиков не оторвать от её выреза. А вот замуж никто не берёт.

- Познакомь? – попросил я.

- Нет, - сказала Настя, - пошли в метро, а то так до утра не уедем.

В метро «Арсенальна» нас ждал такой длинный переход, что я стал сомневаться метро ли это вообще. По моим подсчётам, мы уже дошли пешком до Настиного дома, когда, наконец, появился эскалатор. Как я потом выяснил, "Арсенальная" - самая глубокая в мире станция метро. Она находится на глубине 105 метров!

Район «Оболонь» напомнил мне район станции метро «Звёздная» в Петербурге. Такие же многоэтажки, трамвайные рельсы и универсамы-коробки. Мы втиснулись в маршрутку и понеслись со страшной скоростью по улице, а мобильник Насти истошно выкрикивал станции московского метро: «Новокузнецкая, Новокузнецкая, Новокузнецкая, Новокузнецкая». Это звонила мама, которая ждала нас к ужину.

Мы высадились с боем на остановке у большого универсама «Сiльпо».

- Ну что, пошли закупаться, - сказала Настя.

Универсам поразил меня. По рассказам знакомых, «Сильпо» далеко не лучший универсам, скорее социальный, однако даже он поразил меня своим ассортиментом. Я живу в Петербурге, городе не последнем по снабжению, однако такого изобилия не видел уже давно. Конечно, у нас есть огромные универсамы «Лента» и «О-кей», где есть буквально всё, но ведь это не гипермаркет, а обычный дворовый супермаркет, каких много. Здесь был такой огромный выбор фруктов и овощей, кондитерских изделий, выпечки, и уж совсем меня добили живые карпы, которые резво рассекали в бассейне!

Мы купили мяса и картошки, а потом решили выбрать тортик. Я хотел купить хвалёный киевский торт, который был знаменит на весь СССР, и который все раньше везли из Киева, как сувенир. Однако Настя покачала головой – «не советую, возьми лучше йогуртовый, он гораздо вкуснее». Так мне и не довелось отведать фирменного киевского торта. Сумки получились такими тяжелыми, что мы их еле дотащили до Настиного дома, который был совсем уже рядом, многоэтажка 137-й серии.

День рожденья

Мы поднялись на лифте и остановились перед дверью.

- Валентина Романовна - успела мне шепнуть Настя. Дверь открыла Настина мама.

- Здравствуйте, Валентина Романовна! - радостно сказал я ей, расплываясь в широченной улыбке.

- Здравствуйте, проходите-проходите!

Мы прошли в комнату, где меня усадили в мягкий, как перина диван. Настя включила маленький телевизор и вставила мой диск «Киев» в DVD-проигрыватель. По экрану побежали кадры кинохроники, виды города, полилась приятная музыка.

- Хоть узнаю что-нибудь про свой город, - усмехнулась Настя. Фильм был на русском, однако диктор многие слова произносил на украинский манер. В каждом слове закадрового текста чувствовалась гордость за свою маленькую, но красивую страну. С особой грустью говорилось про разрушение киевских церквей в первые годы советской власти. Я смотрел фильм, и невольно осознавал, что если раньше фильм про Киев был бы для меня чем-то отвлеченным, то теперь я узнавал больше половины достопримечательностей, про которые там рассказывалось. Киев стал близким и родным за эти три дня.

С кухни послышались глухие удары, это Настина мама отбивала мясо. Вскоре нас пригласили к столу.

- Ты что надела? – спросила Валентина Романовна. Я посмотрел на Настю. На ней были коротенькие розовые шортики.

- А что? – спросила Настя, разводя руками.

- Сейчас же переоденься!

- Никому-то я не нравлюсь... – раздался удаляющийся голос по коридору.

Мне налили борщ в очень глубокую тарелку. Настина мама готовила вкусно, такого борща я не ел ещё никогда. Пока я ел, она меня расспрашивала про то, чем я занимаюсь, однако отвечать я не успевал, потому что вопросы сыпались всё новые.

Поскольку я был представителем другого государства, разговор очень быстро ушёл в сторону политики. Обсуждалась Украина («Представляешь, Дима, мы живём сейчас без власти! Это какая-то анархия»). Когда-то Настин папа был военным, и вся семья жила в Риге. Под окнами дома летали чайки, а с моря дул свежий ароматный бриз. Потом отцу дали другое место назначения, и семья оказалась в Киеве. После первого дня школы Настя вернулась в слезах.

- Представляешь, мама, - плакала она, - здесь никто не делает книссенс перед учителями, а мальчики не пропускают девочек вперёд!

Когда я сказал, что мне очень понравился Киев, Валентина Романовна покачала головой.

- Знаешь, Дима, - сказала она, - я тоже раньше считала, что жизнь человеку даётся один раз и прожить её нужно в Киеве. Но сейчас я уже так не считаю. Здесь очень тяжелые люди.

- Чем же? – удивился я.

- Своим отношением, - грустно сказала она, - у меня начальнику двадцать пять лет. Он смеет мне, женщине, которая годится ему в матери давать указания! А когда мужики приходят на работу, они ведь сначала со всеми мужчинами за руку здороваются, только потом со мной!

Мы выпили за мой день рождения кагора. Мясо получилось очень вкусным, хрустящим и поджаристым. Подошло время торта. Настя молча сидела рядом, а Валентина Романовна продолжала посвящать меня в тяготы киевской жизни.

- А это навязывание украинского языка!

- Я сегодня смотрел «Буратино», там Некто был назван «Хтось», - поделился я впечатлениями.

- Вот именно! Хтось! – сказала она.

- Ну, Дима, я тебя не гоню, но уже пора, - сказала Настя, - уже одиннадцатый час, а тебе ещё надо до дома добраться. Я засобирался. Уже в дверях Настя успела показать мне фотографии, которые она сделала в Петербурге. Среди прочих преобладал Петергоф. Настя пошла проводить меня. Вместе с нами засобиралась и мама.

- А ты куда? – искренне удивилась Настя.

- Я с вами! – твёрдо сказала она.

- Может быть, ты не пойдёшь? – предложила Настя не очень уверенно. Но мама без слов собралась, и отправилась с нами.

В половину одиннадцатого мы ворвались из темноты в «Сельпо». И снова я был поражен разнообразию, а главное относительно невысоким, по сравнению с российскими, ценам. Выбор соков, фруктов, вин, был просто огромен. На Украине всё было натуральным. Я решил для эксперимента купить бутылку крымского кагора. Тут Настя и её мама проявили недюжинную активность по сбору мне продуктов в дорогу.

Мама Насти мигом набрала в корзинку яблок, вермишели «Мивина – кура по угорськи», шоколадку. Настя побежала ко мне с контейнером черешни.

- Это тебе надо? – спросила она. У неё были такие взволнованные глаза, что я невольно улыбнулся. Они очень торопились, скоро должен был уйти последний троллейбус к метро «Оболонь». На улице было совсем темно, о том, как я поеду, даже думать не хотелось.

Прямо в «Сельпо» был пункт обмена валюты, и я постарался сбыть остатки гривен, обменяв их обратно на рубли. Мы вышли из магазина и пришли на остановку. Несмотря на поздний час, народу было много. Город жил полной жизнью. Темнота никого ничуть не смущала, наоборот, она друг молодёжи, как говорит пословица.

- Такси будет стоить сорок гривен, поедешь? – предложила Настя. Я был на всё согласен, хотелось домой, даже мысли о «Нивках» навевали тоску, а ещё пришла пора избавляться от лишних гривен. Настина мама вскинула руку, и почти сразу же перед нами остановилось белое такси.

- До Туполева сколько стоит доехать? – спросила таксиста Настя.

- Сорок гривен, - как эхо отозвался он.

Я уложил на заднее сиденье все свои многочисленные пакеты и обернулся.

- И сам садись! – сказала Настя, подтолкнув меня в салон, и закрыла за мной дверцу.

Я откинулся на спинку кресла и расслабился. Мы мчались по ночному Киеву под грустную саксофонную мелодию, и я понял, что это конец. Вот и закончилось моё путешествие, такое короткое и такое насыщенное. Через сутки я буду в Петербурге, таком хмуром и знакомом, оставляя в сердце частичку Украины навсегда. Таксист завернул в мой двор и довёз меня до подъезда. Бабульки на лавочке встретили меня грозным молчанием. В их глазах читалось: «Наши люди в булочную на такси не ездят».

Придя домой, я несколько часов собирал сумку. Сумка получилась просто огромной, ещё больше, чем когда я ехал в Киев. В неё вошли бутылка крымского кагора, подарки, продукты в дорогу. То, что не вошло, я решил надеть на себя. Не вошла и коробка с йогуртовым тортом.

Почему-то после застолья всегда хочется есть. Ужин я решил себе устроить тоже праздничный, откушав остатками торта. Поужинав, я провалился в глубокий сон.

Послесловие

Утро было солнечным, но я знал, что оно уже не моё. Я уезжал. На полу стояла собранная с вечера сумка, с минуты на минуту должна была прийти квартирная хозяйка. Я ещё раз окинул взглядом квартирку, служившую мне домом трое суток. Она снова стала пустой и чужой, приобретя не уют гостиничного номера. Хозяйка пришла ровно в семь. Она быстро прошлась по комнатам и вернула мне залог.

- Понравилось у нас? – весело спросила она.

- Очень, - честно признался я, поднимая с полу тяжелую сумку и выходя на лестницу.

- Ну, будете в Киеве - звоните, всегда будет квартира, - сказала она, запирая дверь.

- Да, теперь только к вам, - сказал я, а сам подумал – «но только не в Нивки!».

На родном уже троллейбусе я доехал до метро. Когда никуда не торопишься, то везде успеваешь, и на вокзал я приехал на час раньше. Солнце жарило неимоверно. Асфальт плавился. На вокзале были тучи народу. По площади сновали загорелые люди с огромными рюкзаками, чемоданами и сумками. На земле сидели «нетрудовые элементы». Важно разгуливали киевские голуби. Я сел на единственно свободное место на скамейке. С обеих сторон сидели одинаково усатые дядьки с красными лицами. Час пролетел незаметно. Вместе с толпой, хлынувшей на киевский поезд, я не спеша, пошёл на перрон. Поезд был тот же, «Ладога». Привычным уже движением, я запрыгнул в тамбур и пошёл в вагон. На обратном пути соседство не было таким интересным. Со своими соседями мы и словом не обмолвились. Со мной ехало две женщины бальзаковского возраста, и молодая девушка в розовой футболке. Скорее всего, девушка была питерской, потому что она на меня даже не взглянула, а забралась на полку и всю дорогу спала. Спали и две женщины. В этом сонном царстве почти всю дорогу спал и я.

Как только поезд отошёл, мне пришла Настино SMS: «Как ты? Сел в поезд?». Я вдруг почувствовал, что мне очень не хочется уезжать.

Сутки пролетели незаметно. Все 24 часа я спал, ел черешню и писал стихи. Так родился мой Киевский цикл. Вернувшись в Питер, я, вопреки ожиданиям, грусти не испытал, наоборот, «дым Отечества был сладок и приятен». Снова родной город, родные дома, родное метро. Наверное, полезно вот так уехать куда-то далеко, чтобы посмотреть на свой дом иными глазами, оценить то, что имеешь. Но я дал себе слово обязательно вернуться на Украину, чтобы ещё раз окунуться в эту неповторимую атмосферу оптимизма, радушия и хорошего настроения!

 

<<Назад

Продолжение следует...
(Дмитрий Семенидо, Июнь 2007, © Semenido'S Studio)