Дорога на Гомель
Несколько лет назад я написал два очерка, называвшиеся «Записки москаля», посвящённые моим поездкам на Украину. По прошествии времени, я решил, что будет несправедливо обойти вниманием нашу вторую братскую республику – Беларусь. Удачно подвернувшаяся поездка в Гомель позволила мне собрать наблюдения, которые, как мне кажется, могут быть интересны.
Подорожи
Поезд «Санкт-Петербург – Днепропетровск», на котором я отправлялся в Гомель, интересен тем, что в нём собираются пассажиры сразу трёх национальностей – русские, украинцы и белорусы. Поскольку я ехал в плацкартном вагоне, перед моими глазами ежеминутно разворачивались интереснейшие сценки из реальной жизни!
Напротив меня сидела молчаливая кудрявая девушка и два пожилых мужчины. «Нормальные мужики», - с удовлетворением подумал я, - «ведь соседи – это очень важно!». Уже скоро я имел возможность убедиться в том, как обманчиво бывает первое впечатление, но пока пребывал в счастливом неведении.
В соседнем боксе с первых минут завязалась интересная беседа. Там встретились русский парень, украинская продавщица и белорусские торговки. Парень был подтянут и коротко подстрижен – как позже выяснилось, он был спортсмен, а в летнее время - вожатый. Украинка была яркой крашеной блондинкой лет сорока, она работала в каком-то магазине косметики. Две светленькие белоруски, которым было сильно за сорок, симметрично сидели за столиком на боковых полках, заставив всё свободное пространство своими клетчатыми сумками.
Ещё поезд не оторвался от платформы старинного Витебского вокзала, ещё не разжали объятий плачущие провожающие, ещё проводник не прикрикнул на посторонних, чтобы они поспешили убраться из вагона, как некоторые пассажиры уже стали доставать и разворачивать пакетики с едой. Необыкновенно худая тёмненькая девушка развернула салфетку и принялась жадно поглощать пирожки, взятые из дома. Толстый бородатый дед, сидящий напротив, с гладкой блестящей лысиной, чем-то похожий на распоясанного Санта-Клауса, достал из сумки термос с горячим чаем. Второй сосед составлял с ним прекрасный контраст – он был страшно худ и бороды не носил. Кудрявая девушка старательно смотрела в окно, делая равнодушное лицо, изо всех сил стараясь не встретиться со мной взглядом. Чтобы не отставать, я достал из сумки и поставил на столик свою бутылочку минералки с рычащим названием «Рычал-су».
Инфляция
- А сколько сейчас гривна стоит? – спросил спортсмен у украинки.
- Сейчас я тебе точно скажу, - пообещала она и набрала номер. Из трубки раздался низкий мужской голос: «бу-бу-бу».
- Алло, Эдичка, привет! – заворковала она, - скажи, будь ласка, сколько там сегодня гривна стоит?
Путая русские и украинские слова, украинка выяснила у Эдички, что гривна стоит 2,6 руб.
- Как так? - удивился парень, - я несколько лет назад ездил в Крым, она стоила целых шесть рублей!
- Ну ты вспомнил! – рассмеялась украинка – всё, забудь!
Сумерки
За окнами неотвратимо темнело. Мы переехали через мост Обводный канал, и в окнах появилось пугающе-мрачное Купчино.
Не парки и не дворцы, не гранитные набережные и не музеи - для гостей нашего города, прибывающих с Украины и Беларуси, истинным лицом Северной столицы были, есть и будут грязные панельные многоэтажки и серые вытоптанные пустыри Купчино! Они встречают их, они их и провожают, и тот, кто никогда не был в Петербурге будет судить о городе именно по ним!
Кудрявая девочка начала застилать свою полку бельём. Старички уныло смотрели в окно. Говорить было не о чем, да и не хотелось. Зато украинка за стеной не унималась:
- Мне тут сынуля говорит: «мама я хочу в зоопарк!».
Я его спрашиваю: «а кого ты там хочешь посмотреть?».
Он говорит: «удава».
Я ему говорю: «так вон твой папа у телевизора лежит как удав и не шевелится!». Раздался дружный хохот. Серьёзные и молчаливые белоруски улыбнулись.
Закончив возиться со своей полкой, кудрявая девочка стыдливо повернулась ко мне и дедам спиной и переодела кофточку. Не без труда взобравшись на свою верхотуру, она завернулась в простыню, как куколка, и больше признаков жизни не подавала.
Сладкоежка
Санта-Клаус с аппетитом жрал пирожные. Их у него была целая коробка. Подобно американскому полицейскому, которые, как известно, страшные сладкоежки, он взял в дорогу только «сладкий стол». Временами он воровато посматривал на нас с дистрофиком – не отнимем ли последнее? Но дистрофик выглядел совершенно мирно.
С невинным видом он тихонечко грыз такие же тощие, как он, галеты, скромно примостившись на краешке своей законной нижней полки.
Тем временем, украинка, (в ходе беседы выяснилось, что её зовут Яна), достала из своей сумки красные баночки чего-то алкогольного.
- Что это? – с подозрением спросили челночницы-белоруски.
- А это женское… - с загадочной улыбкой сказала Яна, раздавая баночки новым знакомым.
Покончив с пирожными, Санта-Клаус тщательно натянул на лысину крохотную чёрную шапочку и улёгся спать. Я тоже застелил свою верхнюю полку, однако спать пока не хотел. К сожалению, свет плацкартного вагона не был предназначен для чтения. Разыскав в телефоне некогда закачанную туда книгу «Золотой телёнок», я коротал минуты за чтением. Дорога предстояла дальняя, шутка ли - пятнадцать часов в поезде! Обычно я люблю поезда, их ритмичное неторопливое покачивание, стук колёс, мелькание пейзажей за окнами. Но тут мне хотелось, чтобы эти пятнадцать часов побыстрее кончились! Ехать было скучно.
Синдром попутчика
От выпитого алкоголя украинка Яна расчувствовалась.
- Я уже двенадцать лет как развелась, - пожаловалась она своим новым подружкам, - а муж так и живёт со мной в одной квартире!
- А квартира, квартира-то чья? – спрашивали сердобольные белоруски.
- Моя квартира, - вздыхала Яна.
- Ну так что ж, - жалели её челночницы, - и животное-то выгнать жалко, а тут человек! Ну давайте, ещё по одной!
И, несмотря на наличие в вагоне представителей целых трёх стран, разговоры были только на русском!
Снизу раздался густой храп Санта-Клауса. Положив ладошки под щеку, он крепко спал, сердито хмурясь во сне и причмокивая губами. Видимо ему снился страшный сон, про то, что у него отбирают пирожные. Субтильный сосед грустно смотрел в окно. Впрочем, там уже мало что можно было разобрать. Бескрайние поля застилали сумерки.
На какое-то время я увлёкся электронной книгой, но вскоре заметил, что гораздо больше меня занимают рассказы украинки. Её развезло, и у неё начался синдром попутчика, когда совершенно незнакомым людям ты готов выболтать все свои тайны. Именно на эту удочку в своё время попался Киса Воробьянинов, когда разболтал свой секрет Остапу Бендеру!
-У меня уже десять лет есть любовник, - утерев слёзы, похвасталась Яна, её голос приобрёл оттенки гордости, - он женат, но мы встречаемся …
- О Господи! – возмутились примерные белоруски, - ты хоть понимаешь, что ты тратишь с ним драгоценные годы? Ты станешь старше, и он тебя бросит, найдёт помоложе!
- Да он и так меня старше! – возразила Яна, - кого ж он найдёт?
- Найдёт, найдёт! – мстительным тоном настаивали челночницы, - мужику найти проще!
- Ой, не знаю я… - вздыхала Яна.
- Ну хорошо, - одна из челночниц решила немного побыть психологом, - а вот если он бросит жену и предложит тебе быть вместе, ты согласишься?
- Да нафиг он мне нужен? – удивилась Яна.
Храп соседа снизу становился всё более угрожающим. Я вставил в уши наушники, однако диапазон нижних частот моему плееру перекрыть не удавалось, и даже в тяжелые танцевальные мелодии с периодичностью в десять секунд врывался страшный вибрирующий храп, похожий на любимый спецэффект ди-джея Бенни Бенасси...
Валютчик
Наш проводник, судя по говору украинец, был поразительно похож на актёра Андрея Краско – я даже сначала подумал, что это он. Правда сам Андрей Краско давно умер.
Его двойник принёс мне стакан чая и потребовал три гривны. Вспомнив курс, озвученный Яной, я посчитал, что три гривны – это примерно восемь рублей. Ну, пусть девять, если округлить. Однако у проводника был свой курс, и он потребовал двадцать рублей. На мои вопросы о причинах такой валютной дискриминации, он смотрел в потолок и, подобно Альхену из «12 стульев» вздыхал и жаловался на высокие расценки. Его курс гривны был 6,6 рублей, как в далёком 2006-м году!
Залив кипятком традиционную корейскую вермишель, я поужинал. Однако ею я только раздразнил аппетит. Спасаясь от звериного голода, разбуженного «Дышираком» я распаковал пакет «Весенних» пряников, которые вёз в подарок. Но и они не помогали. На какую-то секунду я забылся сном, но скрежет резко затормозившего поезда меня разбудил. С огорчением я констатировал, что время почти не сдвинулось с мёртвой точки, и мы по-прежнему были очень далеко от пункта назначения…
Кризис среднего возраста
Тем временем украинка, белоруски и примкнувший к ним русский спортсмен здорово напились. Голоса расплывались всё больше, а их обладатели становились всё угрюмее.
- Вот сколько вам лет? – допытывалась Яна у белоруски.
- Отстань! – сердилась та, - какая тебе разница?
- Мне ин…ик…интересно!
- Ну, шестьдесят мне!
- Вот вы не выглядите на шестьдесят! – льстила Яна, - не выглядите на свой возраст! И всё тут!
Белоруска что-то обиженно пробубнила, однако Яна её перебила.
- Я бы лично дала вам сорок лет!
Женщины обычно с подозрениям относятся к комплиментам, и реакция челночницы тоже была странной. Столь грубой лести она не приняла и отчитала Яну за то, что та столько пьёт.
- Я бы хотела, - плаксиво сказала Яна с пафосом, присущим только пьющим людям, - чтобы мне тоже было хоть немного больше лет!
- Зачем это? – удивилась белоруска.
- Чтобы вы хоть немного больше меня уважа…али…
Судя по всему, она растрогалась, потому что русский парень сказал: «Яночка», и начал жужжать ей что-то приятное. Однако Яна тоже не была падка на лесть, и ласки русского спортсмена не приняла.
Темнота
В этот момент лампочка, которая и так горела очень тускло, погасла совсем. Наш загончик погрузился в полную темноту. Лишь редкие вспышки ночных прожекторов, мелькавших за тёмными окнами, изредка освещали неясные очертания вагона. Я снова вставил в уши наушники и включил приятную мелодию. Однако проклятый Санта-Клаус храпел всё громче, не давая мне забыться сном. Я всегда думал, что прекрасно сплю в поездах, однако храпящий, как трактор, сосед в мои планы совсем не входил.
Это ужасно, когда ты очень хочешь спать, но что-то тебе не даёт. Ты проваливаешься в сон снова и снова, но чья-то рука насильно тебя из него вырывает! Вообще я терпеливый человек, но проклятый храпун пробудил во мне нечеловеческую ярость. Он никогда не повторялся – с каждым разом его храп приобретал всё новые интонации – он то булькал, как кипятильник, то хрипел, как удавленник, то рычал, как кот, укравший тухлую рыбу, то вибрировал, как старый мобильник. Доведённый до отчаяния, я стал мечтать о том, чтобы у меня в руках случайно оказалось копьё или, на худой конец трезубец, чтобы подобно Георгию Победоносцу проткнуть его с высоты своей полки, и чтобы в нашем вагоне наступила долгожданная тишина…
Помощь скорая
Через час я с удивлением проснулся. Мне всё-таки удалось уснуть, но очень ненадолго. Открыв глаза, я с удивлением обнаружил, что в вагоне царит какая-то странная суета. Люди бегали взад-вперёд, толкаясь, крича и ругаясь. Оттого, что всё это происходило в темноте, беготня носила вид какого-то массового психоза…
Как выяснилось позднее, бледный субтильный юноша с взором пылающим, который мирно сидел у окна на боковой полке, решил всех удивить. В самый разгар пьяной ссоры Яны с белорусскими челночницами, он вдруг встал, сделал несколько нетвёрдых шагов и, картинно взмахнув руками, упал в обморок.
От удивления женщины обеих национальностей и примкнувший к ним русский спортсмен даже замолчали. Обступив лежащего ничком пациента, они пошевелили его, и попытались привести в чувства, однако он не подавал признаков жизни. Из-за того, что у каждого были свои соображения, что нужно делать, консилиум несколько затянулся, повисла долгая пауза, пока, наконец, Яна, как самая активная, не растолкала всех.
- Я знаю, что нужно делать! – решительно сказала она и, опустившись перед юношей на колени, подняла ему голову. Тот медленно открыл глаза и обвёл всех мутным взором, однако был ещё слишком слаб, чтобы действовать самостоятельно.
- Идём, дорогой, идём, - ласково зажурчала Яна и, провожаемая удивлёнными взглядами своих собутыльников, повела юношу в конец вагона. Открыв настежь дверь с табличкой «Туалет мужской и женский», она нежно расстегнула на юноше рубашку. Набрав пригоршню холодной воды, она начала растирать ему лицо и грудь, приговаривая: «вот так, вот так…». Мужчины, которых к тому времени скопилось в соседнем боксе немало, хмуро следили за происходящим. Было видно, что каждый из них втайне завидовал юнцу и желал бы оказаться на его месте.
- Пусть лучше попьёт воды! – нетерпеливо сказал спортсмен.
- Слышь, ты? – отозвалась Яна из уборной хамским тоном, - не надо меня тут учить! Я проходила курс меди…ссынской помощи!
На станции в вагон была приглашена настоящая сельская врач. Как в старых добротных фильмах про войну она была в чёрной шубе, наброшенной поверх белого халата.
- Чтой-то темно тут у вас! – поёжившись сказала она, заходя в вагон.
- Эй ты, сбегай к проводникам, пусть свет включат… - толкнула Яна спортсмена. Тот нехотя поплёлся по узкому проходу, но вскоре вернулся.
- Нельзя свет включить, говорят генератор слабый, - радостно сказал он.
- Ну а что я вам тут в темноте сделаю! – сердито сказала врач. Спортсмен включил ноутбук и стал светить экраном.
При скупом свете виндоус висты врач дала мальчику понюхать ватку с нашатырным спиртом, отчего юноша заметно ожил и задёргал ногами, затем она измерила давление, обмотав худую руку молодого человека резиновым жгутом.
- Низкое! – с укоризной сказала она.
- Сколько? – нетерпеливо перебила Яна.
- Сто десять, - сказала врач и неуверенно добавила: «раз был обморок, надо бы в больницу?».
- Не надо… - впервые подал голос юноша, - мне через три часа выходить…
- Не надо ему в больницу! – заступилась Яна, - оставьте тут все медикаменты, он всё примет, я прослежу!
- Какие же медикаменты я оставлю! – всплеснула руками сельская врач.
- Ему нужен капо-тен! – твёрдо сказала Яна, - ка-по-то-тен!
- Не могу я ничего оставить! – растерялась врач, - вы же сами медицинский работник (уверенный тон Яны не давал оснований в этом сомневаться) должны понимать!
Оставив ватку с живительным нашатырём, доктор ушла. Поезд, который был специально задержан и неприлично долго простоял на крохотном полустанке, шумно тронулся и стал быстро наверстывать простой.
- Можно тебя попросить? – снова обратилась Яна к спортсмену, - есть в тебе что-то человеческое? Пойди, застели ему постель!
- Я?!! – изумился качок.
- Иди, иди, в жизни всегда есть место подвигу, - включились и белоруски.
- Ну вообще! – сердито сказал он, однако возразить не посмел и, вскрыв пакет с бельём серым мозолистым пальцем, начал застилать боковую полку. Всё это время Юноша понуро сидел на нижней полке в нашем боксе, испуганно глядя на мускулистую спину спортсмена. Она выражала крайнюю степень возмущения.
Как добрая няня, Яна ласково уложила юношу в постель и укутала его одеяльцем. Потребность заботиться у женщин в крови!
- Ему воды надо, - не унимался спортсмен. Вырвав у юноши бутылку со «Спрайтом», он огляделся по сторонам, - вот это вылить и налить туда настоящей горячей воды!
- Он не будет пить твою воду! – строго сказала Яна и повернулась к юноше, - не пей эту гадость, я тебя умоляю! Эти сладкие лимонады – одна отрава!
- Успокойтесь Яночка, - сказал спортсмен, негодуя, - я думаю, молодой человек будет в порядке. И так ему… (он с ненавистью посмотрел на юнца, невинно глядящего на свою спасительницу) …слишком много заботы! Давайте лучше ещё выпьем!
Вероятно, он тоже втайне надеялся на какую-то нежность. Однако завоевать внимание Яны снова было не так-то просто!
- Я не п́оняла, - сказала она резко, - почему это ты хочешь, чтобы я выпила? Спать пора!
Закончив со своим юным пациентом, Яна забралась на верхнюю полку и сердито заснула.
Без Яны клуб по интересам сразу развалился. Сами по себе белоруски были молчаливы, да и спортсмену с ними было не интересно. Ему нравилась задорная Яна, а не старые бабки.
Переполох с неотложкой и обморочным вызвал в вагоне оживление. И даже когда поезд тронулся,
пассажиры все никак не могли успокоиться, обсуждая врачей и недуги.
- У него, наверное, клаустрофобия, – озвучил свой диагноз какой-то мужчина.
- Ты что, дурак? – ответил ему женский голос, - клаустрофобия, это когда ты боишься ездить в лифте!
И только несносный сосед, храпевший внизу, так ничего и не узнал. Всю шумную эпопею он продолжал крепко спать, довершая всю отвратительность происходящего самым издевательским храпом, на который он только был способен!
Социопат
В час ночи мы пересекли границу с Белоруссией. К тому времени я был так измотан, что мне было всё равно, и я не пошёл на перрон, чтобы вдохнуть морозного витебского воздуха. Мне хотелось только одного – немного поспать. Доведённый до отчаяния, я стал размышлять, как поступили бы на моём месте разные друзья.
Виталик продолжал бы мучиться, пытаясь уснуть, и приехал бы в Гомель совершенно разбитый с синяками под глазами.
Андрей заснул бы, несмотря на все храпы и захрапел бы ещё громче. От его храпа бородатый мерзавец проснулся бы сам и до самого утра, ворочался бы на своей нижней полке, пытаясь уснуть хоть ненадолго. Но тщетно.
Мой покойный отчим разбудил бы деда, сдёрнув с него одеяло и, обругав его последними словами, дал бы ему в ухо. За это его ссадили бы с поезда, но он всё равно остался бы чрезвычайно доволен собой и потом всем бы хвастался тем, что восстановил справедливость. Увы, я на это был не способен.
Алёна вежливо бы разбудила социопата, потребовав от него вести себя прилично. И пока негодяй не успел снова задремать (и, как следствие, захрапеть), она уснула бы сама и проспала бы до самого утра со сладкой улыбкой на лице.
Катя уронила бы что-то тяжёлое с верхней полки, чтобы гад непременно проснулся, сделав вид, что она тут ни при чём и, отвернувшись к стеночке, быстренько бы заснула.
Валера заранее выпил бы две бутылки пива, после чего всё происходящее перестало бы его волновать. Думаю, будучи общительным и дружелюбным человеком, он бы даже подружился с дедом!
Ни один из вариантов мне не подходил, и потому мне лишь оставалось глушить храп помехами в противофазе, слушая музыку в наушниках.
Беларусь
Поздно ночью, разбитый и несчастный, я выполз из поезда на станции Могилёв. Стояла чёрная осенняя ночь, лишь только перрон освещали апельсиново-оранжевые фонари. Шёл дождь. Раскатистым эхом по станции разносилась белорусская речь.
В былые времена мне очень нравилось вслушиваться в эти объявления, ловя знакомые слова.
Стайка туристов из Москвы с рюкзачками и в смешных шапочках высыпали из поезда. Было необычно морозно. Изо рта валил пар, как зимой.
- Что, холодно? – весело спросила тучная проводница из соседнего вагона.
Поёжившись, я ушёл назад в вагон – греться. Храп неандертальца был слышен даже на перроне.
С горя я решил снова поесть, купив у Андрея Краско ещё чая. За окнами медленно светало.
В следующий раз я вышел на перрон уже в Жлобине. Всё вокруг застилал туман. Наш поезд тонул в этом тумане, и даже конца перрона было не видно. По высокому пешеходному мосту над рельсами шла девочка со скрипкой в футляре. От недосыпа всё вокруг становилось всё более и более сюрреалистичным… Из-за раннего утра, а может быть из-за мороза на станции Жлобин не было привычных игрушечников, лишь только по вагону быстро прошёл угрюмый продавец, игрушки которого стоили дорого даже по российским ценам.
Поезд уходил в туман. В окнах мелькали фермы моста. Мы пересекали Днепр. В этом месте он был ещё узким, но сейчас его синих вод совсем не было видно – всё вокруг было белым, и белое утреннее небо плавно сливалось с молочно-белой водой…
«In the middle of nowhere» - вспомнилось мне. Мы были в середине пути из никуда в никуда. Как в одном моём стихотворении...
Метод Потёмкина
В целом Белоруссия всегда производит благоприятное впечатление. Когда едешь на поезде летом по этой зелёной стране, на полях всегда трактора, на лугах пасутся чёрно-белые коровы и грациозные лошади. За разноцветными деревянными заборчиками стоят опрятные белые домики из кирпича с неизменно голубыми окошками. Вокзальные здания выкрашены в самые яркие цвета, и, кажется, что ремонт на них сделали вчера, даже сегодня!
Создавалось ощущение, что кто-то нарочно проехал на поезде по железной дороге, раздавая указания – что и где покрасить, где залатать заборы, а где в лесу разобрать бурелом, чтобы всё выглядело картинно и являло собой идиллию!
Часто в обсуждениях на форумах мне приходится читать комментарии, как белорусов, так и россиян. В голосах белорусов чувствуется удивление: «почему у вас в России, даже в самых крупных городах, вроде Москвы и Петербурга такие серые и мрачные здания? А вот у нас всё ярко и красиво!». Им вторят россияне: «в Белоруссии на полях трактора, а у нас поля заброшены». Поскольку архитектура – это лицо государства, создаётся ощущение, что белорусы живут лучше и богаче, чем россияне, чьи дороги, деревни и вокзалы иной раз выглядят просто удручающе.
И всё же Беларусь не Европа! Советские здания, пусть даже аккуратно покрашенные и отремонтированные выглядят по-прежнему топорно и неуютно. А других нет – инфраструктура царской России, отличавшаяся известной изящностью, была почти полностью уничтожена в годы войны, а новая продолжает копировать советских предшественников, воспроизводя самою себя. Откуда же взяться хвалёной европейской эстетике, если перед глазами у молодых и талантливых белорусских архитекторов, только сталинки и хрущёвки? И даже рискнув запланировать в новом здании чуть больше роскоши и красоты, (как известно требующей жертв), они, скорее всего, столкнутся с жесткой критикой руководства – зачем расходуете лишние средства?
Красота и комфорт не могут быть запланированы экономикой, где отчёты ведутся количеством, а не качеством. И пока это так, Белоруссия будет оставаться советской. Пусть улучшенным, пусть доведённым до совершенства, но совком, со всеми вытекающими последствиями.
На подъезде
При свете дня вагон выглядел пустынным и непривычно светлым. Больше половины полок пустовало.
Одна из белорусок вышла, другая сидела на том же месте, где и вчера вечером, задумчиво глядя в окно. По её лицу было видно, что она тоже страшно не выспалась.
Оглушительный храп бородатого негодяя продолжал раздаваться с равной периодичностью. Все уже к нему привыкли и перестали замечать. Однако когда он выдал особенно гнусную тираду, мы с белоруской переглянулись и хором крикнули: «он спал всю ночь!!!». Мне вдруг очень захотелось садануть ногой по его полке. Но этого мне не позволило сделать воспитание.
В соседнем боксе на верхней полке зашевелилась Яна. Но что стало с украинской красавицей? Вчера ночью она была эффектной блондинкой, и имела большой успех среди мужчин. Сегодня её было не узнать! Лицо, лишённое косметики выглядело безбровым и безресничным. Золотистые волосы, лежавшие вчера по плечам милыми кудряшками, свалялись как мочалка на сторону. Она медленно начала сползать вниз, обнажив широкую веснущатую спину. За всё утро она не проронила ни слова. Всё было сказано вчера.
- Прывет, сынуля, - раздался другой украинский голос, - як дилы? Ты плохо пропадаешь! Я тебя погано чую!
В десять часов утра по местному времени я сошёл с поезда на станции Гомель. Было пасмурно, в лицо бил сильный ветер, накрапывал дождик. Но ничто не могло уже омрачить моей радости от того, что это путешествие закончилось. Наконец-то!
Продолжение следует...
(Дмитрий Семенидо, Октябрь - Ноябрь 2012, © Dmitry Semenido)