|
Мы продолжаем путешествие по Финляндской железной дороге начала XX века. Следующая станция, которая встретится нам на пути - совсем маленький полустанок "Платформа Канерва".
В 1914 г. между станциями
Келломяки и Куоккала построили небольшой деревянный полустанок
Канерва, что в переводе с финского означает "Вереск".
Места здесь были открытые, и вереск рос в изобилии вдоль железнодорожных
путей. В летние дни, прогретый солнцем, он источал неповторимый
душистый аромат вместе с пряным запахом сосновой смолы и цветов.
Судя по тому, что эта платформа понадобилась
даже на таком сравнительно коротком участке пути (между Куоккалой
и Келломяки не было и 4 км), дач в этих местах было огромное
количество. Действительно, местности Куоккала и Келломякки
были едва ли не самыми популярными дачными местами из-за близости
к Финскому заливу и одновременно к Петербургу, и строительство
особняков здесь велось поистине "ударными" темпами!
В 1908 количество дач достигло рекордной
цифры: в Терийоки: 1400, в Куоккала: 762, в Оллила: 440 и
в Келломяки: 500; всего по территории: 3102, что было третью
всего количества дач на Карельском перешейке. В разгаре дачного
бума цены на землю выросли настолько, что продавались даже
самые заболоченные места, где ни один уважающий себя финн
не поставил бы свой дом.
В своей книге "Вопросы Карельского
перешейка" финский журналист Эркки Пааволайнен задаётся
вопросом, почему финские крестьяне продавали земли русским.
Согласно опросу, проведённому им в 1907 г., и охватившему
366 случаев, 24% опрошенных причиной продажи земли назвали
задолженность, 30,3% - бедность. Лишь 15% случаев проистекали
из желания спекуляции, и в 11,2% причиной были старость, болезнь,
недостаток рабочей силы, недоразумение или что-то подобное.
Эта статистика хорошо "проливает свет" на положение
финнов в Российской Империи. Будучи людьми "второго сорта",
они расставались со своими землями не от хорошей жизни. Только
в 15,6% случаев землю продавал состоятельный человек, у которого
были хорошие посевы. 3,8% опрошенных не пожелали объяснять
причину, которая скррее всего, также заключалась в бедности.
Станция Канерва сделала доставку дачников
к месту отдыху ещё более удобной, однако её построили слишком
поздно, ведь с началом Первой мировой, дачная пора на Карельском
перешейке стала проходить, и к 1917-му почти сошла на нет.
Когда здешние места опустели, станцию разобрали.
Когда-то
эта местность носила название "Хирвисуо", что в
переводе с финского означает "Лосиное болото", в
честь большого болота рядом со строящимся железнодорожным
полотном. Неподалёку от стройки возвышался холм, на котором
стоял медный колокол, извещавший рабочих о перерыве на обед,
начале и окончании смены. Строители прозвали эту горку "Колокольный
холм" или по-фински "Келломяки". Зачастую,
железная дорога проходила через уже обжитые земли. Местность,
окружавшая строительство станции Келломяки была совершенно
дикой. В здешних лесах водились практически все представители
финской фауны: лоси, медведи, рыси, и ученые из Гельсингфорсского
университета нераз приезжали сюда для изучения финской природы,
не тронутой человеком. Озеро Хаукиярви (ныне Щучье), а также
озера: Каукъярви ("Красавица"), Каявалампи ("Дружинное")
и Питкяярви ("Долгое"), в относительной близости
от этих мест, хранили в себе сотни тайн, которые годами привлекали
в эти края исследователй, а лес был объявлен Государственным
заповедником Финляндии.
До
появления дачников Келломяки был одним из самых глухих и безлюдных
мест на Карельском перешейке. Густой лес между Куоккалой и
Терийоки не был заселен людьми, и дорога Rantatie (Приморское
шоссе), пролегавшая вдоль залива с незапамятных времён, была
единственным сообщением между ними. С появлением железной
дороги, здешняя местность сразу становится очень привлекательным
дачным местом. Среди финских крестьян, воспитанных на культе
земли, прибрежная полоса считалась самой негодной, так как
она не подходила для возделывания и не могла кормить. От неё
финны избавлялись прежде всего. Предприимчивые петербуржцы
скупали у финнов земли на взморье в Келломяки по бросовой
цене, продавая её под дачи уже на порядок дороже или застраивая
сами.
Первые столичные дачники появились
в этих местах в 1890-х гг., когда на южных границах Великого
княжества, как грибы после дождя, начали возникать новые поселения.
В отличие от многих обрусевших финских деревень, Келломяки
изначально создавался, как русский дачный посёлок, поэтому
и улицы посёлка носили русские названия. Некоторые из них
даже сохранились до настоящего времени, например: улицы Морская,
Озерная, Горная, Большой проспект. Уже через десять лет, в
1901 году, строений в посёлке было так много, что пришлось
основать платформу, которая к 1903 г. стала станцией "Келломяки".
Схему
застройки посёлка составлял Элиас Аугуст Пипониус, сын местного
аптекаря, служивший в Выборгской губернской землеустроительной
конторе. Планировка территории была выполнена в продольно-поперечном
порядке, и большинство улиц пересекались под прямым углом.
Согласно схеме, на север и юг от железной дороги шли две перпендикулярные
улицы - Кауппакату (Магазинная) и Меренкату (Морская). Их
пересекали улицы, идущие параллельно железной дороге. Одна
из них - Валтакату (Большой проспект) - проходила почти по
краю обрыва. Вдоль этой улицы стояли самые дорогие и красивые
дачи. Их владельцы имели возможность любоваться видом на залив
со своих веранд. На северо-запад от станции шла Хаукиярвентие
- дорога к Щучьему озеру, существовавшая, видимо задолго до
появления посёлка. Дачи здесь стоили дешевле. Однако и лесная
сторона посёлка была настоящей жемчужиной! Светлый сосновый
лес, скрывавший дачи от ветра, создавал необходимое для отдыха
уединение, а купание на Хаукиярви (Щучьем озере) было ничем
не хуже морского.
К 1916 году в Келломяки
жило порядка 10000 человек. В посёлке было порядка 800 дач,
похожих на миниатюрные деревянные дворцы, утопавших в зелени
роскошных парков, устроенных на европейский манер. Многие
виллы имели электрическое освещение, где источником тока служила
небольшая домашняя электростанция. Роскошные особняки русских
господ, украшенные деревянной резьбой, устремляли ввысь свои
причудливые башенки и шпили, сверкали разноцветными стеклышками
витражей и удивляли прохожих своим великолепием. Отдельные
здания были построены по проектам известных петербургских
архитекторов. Уникальным в своем роде сооружением был особняк
архитектора Гавриила Васильевича Барановского - автора знаменитого
Елисеевского магазина на Невском проспекте. На берегу залива
стояла оригинальная дача придворного ювелира Карла Фаберже.
Известный врач-логопед Августин Карлович Рейхе основал в Келломяках
знаменитую "Санаторию для заик".
Несмотря на то, что
посёлок создавался для дачников, население его составляли
не только именитые петербуржцы. Здесь поселялись и делали
свой бизнес представители финской буржуазии, многие из которых
жили до этого и в западных, весьма удалённых, районах Финляндии.
Так, в 1903 некто Халленберг, житель Выборга, основал в Келломяки
завод по производству торфяной крошки. Сырьё добывалось в
местном болоте, которое теперь стало называться Техтаан-суо
("Заводское болото"). Поскольку с торфом можно было
работать только летом, в зимнее время завод превращался в
лесопилку. Это производство функционировало, давая работу
многим местным жителям, вплоть до начала Зимней войны.
Берег Финского залива
в районе Келломяк довольно высок и обрывист. Подошву прибрежного
склона отделяет от залива узкая пологая песчаная полоса, поросшая
лесом. С края обрыва (там, где не мешают сосны) открывается
живописный вид на Финский залив. Пляж в Келломяках не важный
- мелкий, в море вместо песка под ногами острые камушки. Тем
не менее, местность здесь очень живописная, и негодный пляж,
похоже, ничуть не смущал тех, кто селился на берегах залива.
Помимо красот природы, росту посёлка способствовал также здоровый
климат. Сухой сосновый воздух обладает оздоравливающим действием,
особенно при характерных для питерского климата лёгочных недугах,
и столичные врачи нередко рекомендовали своим состоятельным
пациентам пожить в Келломяки.
А посёлок всё разрастался,
принимая очертания небольшого уездного центра. К северу от
железной дороги расположилась торговая площадь. Там действовали
десятки русских и финских магазинчиков. Келломяки становится
одним из центров светской жизни Карельского перешейка. Среди
местных дачевладельцев были банкиры, купцы, фабриканты, артисты,
врачи, владельцы модных магазинов и мастерских. Их особняки
размещались на самых дорогих участках между железной дорогой
и побережьем залива. Многие дачи были рассчитаны и на зимнее
проживание. Так, по большим праздникам - на Рождество, Пасху,
Масленицу - многие семьи приезжали сюда на целую неделю.
В связи с большим количеством деревянных
дач всё больше возрастала пожарная опасность посёлка. Печное
отопление и неосторожное обращение с огнём часто становилось
причиной пожара, который мог привести к очень серьезным последствиям.
Сухой сосновый лес, растущий здесь повсюду при возгорании
мог стать причиной несчастья. Для борьбы с пожарами и их предупреждением
в Келломяки была образована пожарная команда, на добровольных
началах. Чтобы заинтересовать во вступлении в пожарную бригаду,
власти придумали "пожарную льготу" - освобождение
членов команды от уплаты налогов. Силами пожарных также часто
устраивались различные мероприятия: у пожарных был свой духовой
оркестр, средства от которых поступали в кассу пожарной команды.
В непосредственной близости от пожарного
депо находилась открытая площадка, на которой устроили летний
театр "Ритц", что в переводе с английского означает
"Роскошь". И действительно, посёлок буквально утопал
в роскоши. Вечерами в парках зажигалась иллюминация, по праздничным
дням устраивались фейерверки. А утреннее чаепитие происходило
по обыкновению на верандах, остекленных витражными окнами
с множеством разноцветных стеклышек, создающих в солнечный
день неповторимую игру желтых, красных, зеленых и синих огней
на белоснежной скатерти обеденного стола...
В 1908 г. в Келломяки
построили православную церковь Святого Духа, которая в суровом
1917 г. погибла от пожара. Восстановливать её не стали, поскольку
к тому времени русских в посёлке осталось меньшинство, а финны
по вероисповеданию - лютеране. Правда, некоторое время на
одной из дач действовала небольшая домовая церковь.
На краю поселка возле дороги на Щучье
озеро (Хаукиярвентие) появилось и небольшое русское кладбище.
Поговаривают, что когда-то на его месте было старинное финское
кладбище, впрочем, если это было и так, от него мало что осталось.
Много лет спустя, там будет похоронена великая русская поэтесса
Анна Андреевна Ахматова, а также композитор Илья Резник, поэт
Александр Гитович, академики Д. Лихачёв и Капица, а также
многие другие знаменитые творческие личности и учёные.
В 1909 г. в Келломяки
начала действовать четырехклассная русская школа. После убийства
премьер-министра Столыпина она стала носить его имя. Двухэтажное
здание из красного кирпича вмещало 300 учеников. В 1917 г.,
когда русских в посёлке почти не осталось, открылась также
и финская народная школа.
Ничто, казалось
бы, не в силах было помешать течению беззаботной жизни столичной
знати. Но грянула Первая мировая война, и побережье вмиг опустело.
Жизнь, некогда бурлившая в Келломяки, стала замирать. Опустевшие
дачи грустно смотрели черными глазницами окон, постепенно
ветшая и разрушаясь. Один за другим закрывались лавочки и
магазинчики, и лишь в немногих домах продолжала теплиться
жизнь.
После
отделения Финляндии от России в начале 1918-го года, русских
в Келломяки почти не осталось. Одни погибали в Петрограде,
(в то ужасное время революционный патруль свободно мог расстрелять
человека за то, что тот хорошо одет), другие бежали нищими
в безопасную Европу, и лишь единицы продолжали жить в Финляндии
в своих загородных виллах. В 1918 году многие опустевшие дачи
были заняты расквартировавшимися в них немецкими подразделениями
дивизии фон дер Гольца. Отправляясь назад в Германию, немецкие
мародёры прихватили с собой немало вещей из брошенных усадеб.
Ещё через несколько лет бесхозные русские дачи были национализированы
и перешли в собственность Финского государства. Отдельные
дома передавались безвозмездно финским семьям, нуждавшимся
в жилье.
После Гражданской войны буквально
вся Финляндия военнизировалась. В Келломяки был переведён
целый полк из Кексгольма. В 1920 г. он был распущен, и вместо
него сформирован 1-й Самокатный батальон, который затем был
переименован в 1-й Егерский и отправлен в Терийоки. В бывшей
русской школе разместилась "особая Саперная рота".
В 20-е годы в Келломяках начались
аукционы. Имущество бывших русских помещиков уходило с молотка.
Брошенных зданий в поселке насчитывалось около 800, и большую
часть из них продали. Известно, что 200 домов были перевезены
в поселок Ярвенпяа под Хельсинки. Лишь малая часть строений
осталась на старом месте, так как в этих домах ещё жили их
настоящие хозяева. Так, на положении эмигрантов в Келломяках
оставались вплоть до 1939 г. купцы И. Алексеев и А. Бательт,
бывший владелец шляпных магазинов Г. Сандин, а также господа:
Забелин, Поммер, А. Репольт, Ф. Энгестрем, госпожа А. Шамонина
и др. Бывшую дачу Фаберже оборудовали под салон, где устраивались
выставки мебели.
С
середины 1920-х годов финское государство начало оказывать
поддержку местным предпринимателям, стремившимся к возрождению
курорта. Обветшавшие бесхозные дачи обрели новых владельцев,
которые принялись приводить их в порядок. Из дачного посёлка
в суровые годы Келломяки ненадолго стал военным городком,
а затем вдруг снова расцвел, уже как финский элитный курорт.
Ожили пляжи, открылся купальный сезон. Снова сюда на отдых
съезжались туристы, только уже далеко не русского происхождения.
С конца 20-х с каждым годом расширялась сеть мелких гостиниц
и пансионатов. Сейчас в это трудно поверить, но в этот отдаленный
уголок Финляндии приезжали на отдых гости из стран Северной
Европы, Англии, Франции, Германии! Надолго этот райский
карельский уголок стал потерян для России...
Посёлок Терийоки был
известен ещё с XVIII века, как небольшое рыбачье поселение
у впадения в Финский залив Жемчужного ручья. Название посёлка
происходит от финского Tervajoki - "Смоляная река".
После строительства Финляндской железной дороги посёлок стал
стремительно разрастаться. Дачников привлекала как близость
Терийоки к морю, по сравнению с другими поселками, так и относительная
"цивилизованность" места. Обилие магазинов, увеселительных
и развелкательных заведений выгодно отличало Терийоки от других
более тихих и уединённых мест. Большинство дачевладельцев
были петербуржцами, которые хоть и любили выбираться на природу,
о комфорте думать не переставали. В Терийоки они могли позволить
себе жить на свежем воздухе, и при этом ни в чём себе не отказывать.
В посёлке было всё, что могло потребоваться взыскательному
жителю Столицы, и при этом он был расположен практически на
морском побережьи!
Год за годом, поток любителей "комфортного"
отдыха всё увеличивался, и вскоре на дачах посёлка проживало
до 5000 человек, причём многие предпочитали утром ездить с
дачи на работу, а вечером возвращались обратно. Такой прирост
населения привел к ещё более стремительному развитию местной
инфраструктуры. В Терийоки появляются всё новые лавки, магазины,
рестораны, гостиницы и даже свой небольшой пивоваренный завод!
Естественно во всех магазинах к обращению принимались российские
рубли.
Из-за большого количества дачников,
местное население в Терийоки вскоре оказывается в меньшинстве.
Для русских детей в посёлке открывается школа, а для всех
верующих русских - православная церковь Казанской иконы Божьей
Матери (1910 год).
Поезд стоял на станции
Терийоки целых двадцать минут, (учитывая значимость посёлка).
На платформе в это время царило настоящее столпотворение!
Десятки дачников сходили с поезда, поспешно пересаживаясь
в стоящие рядами "таратайки", развозящие пассажиров
по адресам. Эту разношёрстную толпу дополняли тучные торговцы
выборгскими кренделями, продавцы фруктовой воды и лимонада,
мальчишки-газетчики и многие другие. Финские крестьяне делали
неплохой бизнес на дачном ажжиотаже. Особенно хорошо зарабатывали
извозчики, ведь многие дачники жили на весьма удалённых от
станции хуторах, и щедро платили за доставку до места.
В посёлке хорошо уживались
петербужские дачи и чухонские избы, образуя деревянные улочки,
расходящиеся от главной дороги. Украшением города служила
красивая лютеранская кирха, построенная в 1908 году. По широкому
тракту финские хутора уходили вглубь Карельского перешейка,
а также далее, вдоль побережья Финского залива. Терийоки окружал
густой сосновый лес, поля и небольшие финские деревушки, среди
которых Терийоки был волостным центром. Постепенно в его подчинение
переводят окрестные земли, закреплённых ранее за волостями
Уусикирки и Кивенаппа.
Дома стояли и вдоль побережья - в
прежние времена люди селились в основном у воды, ведь такая
близость к морю позволяла бы им рыбачить. Теперь бывшие рыбацкие
избы одна за другой превращались в дачи.
Местность здесь была
превосходной для строительства дач - близость моря, солнце,
сосновый бор, но совсем не пригодная для возделывания: под
ногами был лишь сухой песок, который бесконца гнал морской
ветер, поднимая тучи пыли. В нём могла вырасти разве что трава-осока.
На побережье Терийоки создаётся отличный
городской пляж. Финский залив здесь образовывал песчаную отмель
с множеством гранитных валунов, однако в воде под ногами был
лишь приятный песочек, да и камни эти пляж не портили. На
пляже было всё для удобства отдыхающих: подобие аквапарка
с деревянной горкой, с которой можно было въехать в море на
огромной скорости, поднимая тучи брызг, удобные лежаки и шезлонги.
Вдоль пляжа полукругом выстроились деревянные будки для переодевания.
Чуть поодаль был вырыт мол для частных яхт. Над пляжем реял
сине-белый флаг Финляндии на высоком флагштоке, который хорошо
просматривался с моря.
Знамениты были и Терийокские
озёра. Озеро Каявалампи ("Дружинное" или "Чёртово")
- в 4 км от вокзала - глубокая воронка, обрамленная густым
хвойным лесом. Маленькое, уютное, с песчаным дном у берегов,
оно создавало прекрасную атмосферу для уединения. Вечерами
озеро погружалось в багрянец, растворяя в воде заходящее солнце.
Рассвет озеро встречало окутанное туманом и хвойным запахом
смолистых сосен, под пение лесных птиц. Прекрасное романтическое
место! Однако не зря местные жители прозвали озеро "чёртовым".
Глубокая воронка озера делает его почти бездонным - под слоем
ила и песка вовсе не дно, а... пустота. Эта пустота часто
становится причиной появления на озере пугающих водоворотов.
Редко когда такие воронки опасны для людей, однако бывали
случаи, когда купальщики не могли самостоятельно справиться
с водоворотом,
Озеро Каукъярви ("Kauk
-järvi") в переводе с финского означает "озеро
Красавица", впрочем раньше финны называли его "Каухуярви"
"озеро Ужасов". Быть может с этим озером связаны
какие-то верования, идущие с языческих времен, а может быть
оно получило такое имя за свой коварный, свойственный всем
красавицам, нрав. Двойное дно, резкие ямы и прочие неожиданности
сочетаются с его яркой красотой и привлекательностью. Озеро
это необычайно живописное и просторное. В ясную погода его
гладь простирается вдаль ровным насыщенно-синим цветом, отражая
золотистые лучи нежного карельского солнышка. Почти все берега
озера песчаные, что делает его побережье идеальным пляжем.
Озеро окружает густой сосновый лес, который смотрится густой
ярко-зеленой полосой на противоположном берегу, создавая типично-карельский
пейзаж: вода, песок и сосны. Вода в озере не прозрачная, торфяная,
как и на большинстве озёр Карельского перешейка. Летом она
быстро прогревается. "Искупаешься и красавицей станешь!"
- говорили местные жительницы заезжим барышням. Эта легенда
прочно утвердилась среди дачников и манила к озеру всё больше.
В озере всегда было много рыбы, и
финские рыбаки выходили в озеро на лодках, подолгу сидя с
удочками вдали от шумного берега. Чтобы рыба не переводилась,
местные жители специально разводили в этом озере щук и судаков.
Были даже попытки заселить в озере невскую рыбку корюшку,
однако она не прижилась.
Для дачников на озере имелась и лодочная
станция. В погожие деньки на озере было много лодок - как
рыбацких, так и прогулочных. Впрочем, синяя гладь Красавицы
обманчива: внезапный сильный ветер может почти мгновенно поднять
коварную волну, а глубина озера местами достигает 19 м!
На северо-западном берегу озера расположился
небольшой финский хуторок Ялкала ("Ножное"), где
в доме финского крестьянина Парвиайнена в 1917 г. скрывался
Ленин. Там он написал свой труд "Государство и революция".
О хуторе Ялкала становится
известно впервые в конце XVIII века. Очередная перепись населения
впервые нанесла этот крохотный населенный пункт на карту истории.
В переписной грамоте 1778 года говорилось, что Ялкала - часто
большого имения, на котором проживали вдовец Миккел Хенттинен
и его сын Пааво с семьей. В 1812 году деревня делится надвое:
селение Ялкала и деревню Канкка. Сколько подобных хуторов
было тогда на Карельском перешейке! Небольшие финские селения
стояли подчас далеко от широких дорог и больших городов. Лишь
над сосновым лесом стелился дым из печных труб, да блестели
на солнце кресты деревянных кирх...
Местные финские крестьяне, как и столетия
до того, жили в основном натуральным хозяйством. На своих
небольших земельных наделах они выращивали рожь, пшеницу,
ячмень, овес. Излишки зерна продавались на ярмарке в Терийоки
или сдавались в заготконтору. Почти в каждом хозяйстве имелась
ручная каменная мельница, способная ценой немалого труда смолоть
зерно в муку.
В хлеву держали кур, свиней, овец.
Из мягкой овечей шерсти сучили пряжу, которая шла на одежду,
белые домотканые рубашки, коврики с узорами.
Кроме земледелия, местные мужчины
занимались рыболовством. С юга от Ялакала было озеро Каукъярви
("Красавица"), с севера большое и величественное
озеро Питкяярви ("Долгое", "Длинное").
Вытянутое, с тёмным илистым дном, поросшее по берегам густым
хвойным лесом, озеро Питкяярви производило довольно мрачное
впечатление. Однако вода в нём была мягкая, озеро было богато
рыбой и имело множество удобных спусков к воде, песчаных пляжей.
Окрестные леса, сохранившиеся почти в первозданном виде, были
богаты грибами и ягодами. В болоте Ламминсуо, что в окрестносятх
Ялкала столетиями укрывались перелётные птицы.
Деревня Ялкала была небольшой, и даже своей
школы в ней не было. Дети, жившие здесь, посещали народную
школу в соседнем Иоутселькя. Постепенно центр Ялакала сместился
в Канкка. Там были основные для финской деревни заведения:
почта и кооперативный магазин. Многие жители Ялкала работали
в обслуге окрестных лечебниц: санатория Питкяярви и госпитале
при Линтульской общине, что считалось очень неплохо - при
больнице всегда сытно кормили, да и платили по финским меркам
прилично. Больницы ведь были русскими и жалование в них, пусть
даже конюху, но как в России.
В начале XХ века первые
дачи русских господ появляются даже в таком отдалённом месте,
как Ялкала. Каждое лето, с появлением дачников деревня буквально
оживала. Оживлялась и местная торговля - господам продавались:
грибы, ягоды; овощи, выращенные на своих огородах, изделия
из дерева и вышитые коврики, вобщем всё, что могло заинтересовать
их на отдыхе. После закрытия финской границы, когда дачи опустели,
а здравницы закрылись, для жителей Ялкала настали тяжёлые
времена: исчез главный источник дохода, а прокормиться с маленьких
наделов земли, было очень сложно. Как и жителям окрестных
хуторов, им пришлось менять привычный уклад жизни.
В конце XIX в. на берегах
Питкяярви был построен санаторий для лёгочных больных. Лечебница
могла вместить до 500 больных и была оснащена по последнему
слову техники. В ней был даже свой рентген-аппарат. Также
в санатории были конюшня и небольшая гидроэлектростанция,
вырабатывавшая ток. Чтобы обеспечить питание больных, на хозяйственном
дворе держали скот.
Санаторий был окружён
прекрасным тенистым парком с тихими дубравами и сосновыми
аллеями, вымощенными булыжником. Вдоль дорожек стояли скамеечки,
а в клумбах заботливой рукой садовника были высажены редкие
южные цветы. Пациенты прогуливались по парку и сухому сосновому
лесу, вдыхая живительный сосновый воздух, столь полезный для
лёгких. В тихий час финские детишки пробирались к здравнице
и продавали пациентам цветы, которые сами собирали. Букетик
ландышей стоил у ребят 20 копеек, что было для них огромными
деньгами.
По этим же аллеям прогуливался и легендарный
"идеолог Революции" Георгий Плеханов - мрачной и
холодной весной 1918-го переосмысливая содеянное: забытую
уже февральскую и недавнюю октябрьскую революцию, ту смуту,
в которую погрузилась Россия, страшную неизвестность, которая
надвигалась над страной. 30 мая 1918-го года его не стало.
Свои последние дни он встретил в санатории Питкяярви.
Главным врачом санатория
был доктор Циммерман. После закрытия лечебницы, он некоторое
время работал врачом в городе Терийоки, а после Зимней войны
переехал в Хельсинки.
В середине 1918 года, когда граница
с Финляндией была закрыта, санаторий, который существовал
в основном за счёт русских пациентов, был закрыт. В Финляндии
в то время бушевала революция. Вся страна перешла на военное
положение, и в бывшем санатории размещают отдельный полк,
сформированный из двух батальонов: первый из Кякисалми (Приозерска),
второй из Уусимаа
(Южная Финляндия). Личный состав расселили в опустевших палатах,
среди роскошной ещё обстановки и дорогой мебели. Царившая
в те годы общая анархия коснулась и финской армии. Солдаты
воровали всё, что смогли унести, а офицеры спешно вывозили
дорогую мебель. Спустя несколько лет власти решили снести
и само здание. Роскошный особняк со множеством помещений,
водопроводом и электростанцией оказался никому не нужен. Военных
перевели в Райвола (Рощино), куда на обозах они вывезли всё,
что можно было увезти - вплоть до электролампочек и тумбочек
для белья, а санаторий снесли. Впрочем, часть санатория разобрали
и перевезли в Выборг в качестве пристройки к Выборгской губернской
больнице.
На южном берегу Каукъярви
также был военный госпиталь, основанный вдовствующей императрицей
Марией Фёдоровной, вдовой царя Александра III, матерью Николая
II. Во время Русско-японской войны, когда в Петербург регулярно
приходили эшелоны с ранеными, появилась острая необходимость
в новых госпиталях, так как все существующие на тот момент
уже были просто переполнены. Так в этих краях, в строении,
принадлежавшем Линтульской общине, был открыт "Санаторий
Ея Величества Марии Феодоровны".
Линтульская община была
основана 9 августа 1896 года на средства тайного советника
Ф. П. Неронова в его имении "Линтула", что в переврде
с финского означало "Птички". В общину входили:
деревянный Троицкий храм, рядом с которым был возведен монастырский
дом с кельями для монахинь, ферма, конюшня, а также обширные
(148 га) пахотные земли. В сентябре 1905-го года Линтульской
общине был присвоен статус монастыря, а в 1911-м году при
монастыре открыли приют и школу для детей окрестных жителей.
Госпиталь для ветеранов расположился
в даче "Мир", также принадлежавшей общине в семи
километрах от Линтулы. Он вмещал до трёхсот человек, и на
его содержание императрица Мария Фёдоровна своею щедрой рукой
выделяла весьма значительные средства - питание пострадавших
защитников Отечества должно было быть первоклассным! Из госпиталя
инвалиды разъезжались по своим деревням или оседали в Петербурге.
Так, постепенно, когда война закончилась, и необходимость
в нём отпала, "Санаторий Ея Величества" сделался
военной лечебницей для лёгочных больных. В годы Первой мировой,
лечебница перешла в ведение Красного креста, а через три года
была закрыта. Неразбериха в России, свержение царя и реформы
Временного правительства обесценили русские деньги, и финны
отказывались поставлять в санаторий продукты, дрова и медикаменты
за "керенки", которые так и не приобрели ценность
в стране.
Линтульский монастырь
продолжал своё существование, несмотря на то, что в результате
страшного пожара в 1916-м году чуть не сгорел дотла. Сгорели
Троицкий храм и богатая монастырская библиотека, многочисленная
церковная утварь и старинные иконы, покои настоятельницы и
конюшня, однако монастырь продолжал жить. С закрытием границы
Линтульская община оказалась отрезанной не только от России,
но и от всей духовной жизни. Сообщения с Россией практически
не было. В Линтулу перестают приезжать паломники, и Линтула
оставалась крохотным островком России на чужбине, где основное
населние - лютеране, говорящие на чужом языке. Сами времена
были очень тяжелыми - голод и дефицит подчас самых необходимых
вещей пришёл и на финские земли. Почти сразу после отделения
Финляндии, разгорелась кровопролитная Гражданская война. В
1917-м году на территорию монастыря прибыли красные комиссары,
бесцеремонно выселив монахинь из их келий в неотапливаемую
церковь, а через несколько месяцев в монастырь въехал целый
батальон красноармейцев, превратив общину в воинскую часть.
Число монахинь уменьшилось почти вдвое, из 70 послушниц остались
лишь 40, которые не покинули монастырь, продолжая обитать
в церкви и спать на холодном полу. Впрочем, красноармейцы
жили в Линтуле не долго, и вскоре монастырь снова приступил
к богослужениям. На месте сгоревшей церкви в 1919-м году была
построена новая - средства на строительство храма пожертвовал
князь Иван Николаевич Салтыков. Однако проблема отрезанности
продолжала давать о себе знать. Формально монастырь подчинялся
патриарху Московскому и Всея Руси Тихону, однако в следствие
того, что связи с Россией практически не было, все православные
приходы в Финляндии перешли в подчинение Константинопольского
патриарха.
В 20-х годах жизнь стала налаживаться.
В монастырь стали приезжать гости - россияне, принявшие финское
подданство. В Линтуле, стоявшей на приграничной земле, обосновалось
несколько беженцев из СССР. При монастыре регулярно проводились
богослужения. Рядом с монастырём действовало православное
кладбище, где нашли свой покой многие русские, продолжавшие
жить в Финляндии после Революции (например, жена Юрия Репина,
сына И.Е. Репина, Прасковья Андреевна Андреева, скончавшаяся
в 1929 году).
С началом Зимней войны, монастырь
оказался в самой гуще боевых действий. Сорок монахинь навсегда
покинули обитель, взяв с собой только икону Божией Матери
Иерусалимской. Сменив много временных пристанищ, они основали
новую общину в селе Палеки (Хейнявяси), где и по сей день
находится построенный в 1940-е Православный монастырь.
Вероятно, первыми обитателями
этих тихих, но красивых мест были карельские рыбаки, исторически
расселившиеся вдоль северного побережья Финского залива. Перепись
населения, устроенная шведскими властями в начале XVI века,
впервые зафиксировала на месте теперешнего посёлка Ушково
небольшую деревушку. История донесла до нас имена троих её
жителей: Клауса Отсакорвы, Юхо Уссуйнена и Суни Лийконена.
Однако люди селились в таких местах не очень охотно - слишком
уж близко была русская граница. Кровопролитные войны между
Россией и Швецией следовали одна за другой, и приграничные
земли постоянно были в эпицентре конфликтов, подвергаясь жестоким
разорениям.
Очередной Выборгский поход русского
войска в январе 1592-го года под руководством воевод Мстиславского
и Трубецкого снова прошёлся опустошающим ураганом по финской
земле, и долго ещё не находилось смельчаков перебраться поближе
к границе. Напрасно шведский риксдаг сулил им полное освобождение
от налогов! Этих мест сторонились, и почти полвека земля пустовала.
Постепенно старые войны
забывались, пепелище поросло мхом и лесом, а новый король
Швеции - Карл XI придумал остроумный выход. Он раздарил приграничные
земли, в качестве вотчин дворянам и духовенству, справедливо
рассудив, что любой земле нужен хозяин. Так описываемые земли
перешли в собственность шведского епископа Бъюгга, что автоматически
ставило их жителей в достаточно льготные условия, ведь шведские
клирики были освобождены от податей и налогов.
В 1650-х годах в Швеции вновь вспыхнула
война с Россией, за участие в которой, вероятно, финскому
дворянину Матти Тюрисевя была пожалована небольшая деревенька,
площадью всего два квадратных километра, названная впоследствии
его именем.
В очередной раз деревню Тюрисевя разорили уже войска Петра
I во время Великой Северной войны. Деревня вновь опустела,
но на этот раз ненадолго. Брошенные дома пришли обживать жители
соседних деревень. Новые жители прочно обосновались на пепелище.
Их ждала нелёгкая доля. Голодным и нищим людям предстояло
заново отстраивать дома и тяжким трудом зарабатывать себе
пропитание. Прокормить их могла только земля, и финны, как
когда-то их далёкие пращуры, вырубали лес старинным подсечно-огневым
способом, чтобы увеличить свои поля и пастбища. Всего за 15
лет им удалось расширить площадь пахотных земель с 42 до 60
га.
После Северной войны
весь Карельский перешеек отошёл к России, доставшись ей в
состоянии полной нищеты, голода и разрухи. Русский самодержец
рассуждал примерно так же, как и шведский за полвека до него.
"Земле нужен хозяин", - решил Пётр, и, разложив
на столе карту новых земель, щедрой рукой раздавал её своим
фаворитам...
Дальнейшая судьба Тюриевя не отличалась
от участи сотен подобных мест. Ещё долгое время основным занятием
его обитателей, как и прежде, оставались земледелие и рыболовство,
пока не случилось событие, совершившее переворот в тихом укладе
Карельского перешейка...
В 1870-м году Финляндская железная
дорога прошла тремя километрами севернее посёлка Тюрисевя,
соединив некогда захолустные места с Российской столицей.
В силу своей удалённости от Петербурга, дачников эти места
привлекли не сразу, и поначалу значительная часть земель Тюрисевя
была продана под вырубку леса. Бедность финнов, нехватка порой
даже самого необходимого часто заставляла их продавать свои
дома и земли русским землевладельцам, чтобы хоть как-то свести
концы с концами.
Прошло несколько лет, и среди вековых
лесов, одна за другой стали вырастать новенькие дачи петербургской
знати: чиновников, купцов, интеллигенции, фабрикантов. Роскошные
деревянные дворцы, каждый из которых являл собой маленькое
архитектурное чудо, прекрасные сады и парки, в которых господа
совершали утренние прогулки на лошадях, всё это было теперь
в Тюрисевя! Крохотные лачужки местных жителей быстро потерялись
среди такого великолепия, и коренное финское население Тюрисевя
оказалось в абсолютном меньшинстве.
О прежних обитателях
Тюрисевя мы знаем совсем немного. Известно, что на холме Торккелинмяки
в пяти домах жила большая семья Матти Торккели, шкипера и
землемера. Он возил камень и песок на трёхмачтовом паруснике
между Финляндией и Петербургом. Капитаном судна был старший
сын, а пятеро его братьев были опытными каменщиками и строителями.
По соседству в трёх домах жило семейство их родственников
Лууконенов, все они были рыбаками.
С приходом русских господ, старые
занятия местных жителей потеряли свою актуальность. Зато в
новых дачах требовалась прислуга, и многие жители посёлка
охотно оставляли привычные ремёсла, чтобы пойти в услужение
к господам. Те, кто имел лошадь, подались в извозчики, что
тоже было очень прибыльно.
Менее состоятельным дачникам, финны
сдавали в аренду свои дома. Уже в Пасху, когда на берегу залива
ещё не стаял снег, на домах появлялись объявления: "Сдаётся
дача". В стоимость дачи входило проживание, дрова, вода
и доставка дачников от станции на телеге. Зачастую хозяева
дома сами становились прислугой для своих дачников, перебираясь
из своего дома на летний сезон в коровник или на сеновал.
Дача, сданная в аренду за 200-300 рублей позволяла семье прокормиться
целый год, позабыв про тяжелую работу в поле. Наибольшую стоимость
имели дома у моря, выстроенные вдоль побережья залива. По
мере удаления от береговой полосы, дачи становились дешевле
и доступнее.
В сосновом лесу, неподалеку
от морского побережья на деньги немецкого мецената Балтазара
Керберца был построен детский приют на тридцать человек. Он
был предназначен для слабых и больных детей, которым морской
климат Тюрисевя должен был пойти на пользу. Чтобы дети получали
больше солнечного света и скорее пошли на поправку, в окна
приюта были вставлены специальные стёкла, пропускавшие ультрафиолетовые
лучи. Их изготовил сын Балтазара Керберца - Ханс, работавший
на том же заводе. С тех пор дети не покидали Тюрисевя никогда.
После Великой отечественной войны, в Ушково возведут санатории,
детские сады и пионерские лагеря для советских детей.
Как и в большинстве приморских посёлков
на Перешейке, в Тюрисевя было много именитых дачников. На
слуху были фамилии: Керн, Эпштейн, Лесснер, Лобикова. Имел
здесь дачу и императорский врач Острогорский, лечивший самого
царевича Алексея.
На высокой горе, окруженная
прекрасным парком, стояла дача графа А. Д. Шереметьева (1859
- 1931 г.г.), потомка древнейшего дворянского рода, известного
ещё с XIV века.
Детство и юность Александра прошли в родовом гнезде Шереметевых
- Фонтанном доме. После окончания Пажеского корпуса граф вполне
успешно начал подниматься по карьерной лестнице. Россия узнала
Александра Шереметьева как музыканта, композитора, дирижёра,
создателя и бессменного руководителя Придворной Певческой
Капеллы в 1902-1917 г.г.
В имении графа были уединённые беседки
и смотровые площадки, парк с редкими породами деревьев и тенистыми
прогулочными дорожками. В графской конюшне были отличные лошади,
и он часто совершал прогулки верхом вдоль побережья. В имении
Шереметьева регулярно устраивались праздники для друзей, на
которые собиралось множество гостей.
После революции, граф, подобно немногим русским эмигрантам,
предпочёл остаться на финской земле, где, несмотря на жесточайший
экономический кризис, всё так же в чести были частная собственность
и человеческая личность. Долгих десять лет он жил в Тюрисевя
вместе с женой Марий Фёдоровной и прислугой, тщетно надеясь,
что "красное безумие" в один прекрасный момент прекратится,
что Россия одумается, и возвратятся прежние времена. К старости,
отчаявшись дождаться перемен, он перебрался в Париж, где и
умер в 1931 году.
Одним из первых, в
1871-м году землю в Тюрисевя приобрел тайный советник Карл
Лерхе. Вместе с семьёй он прожил в этих местах более тридцати
лет. В его имение площадью 98 га входили обширные леса и поля.
На высоком обрыве стоял дом - его гордость, с красивым лиственным
парком. После смерти тайного советника, у его семьи, испытывающей
материальные затруднения, эти земли приобрёл некто инженер
Орловский.
Действительный статский советник Владимир
Константинович Орловский обладал "коммерческой жилкой"
от природы. Наблюдая, очевидно, каким бешеным спросом пользуется
земля в Оллила и Келломяки; как в Терийоки даже самые маленькие
и негодные участки стоят баснословные суммы денег, он просто
не мог оставаться в стороне. В Тюрисевя пока что царило относительное
затишье. Дачный бум здесь был просто вопросом времени. Приобретая
у вдовы и дочерей Лерхе землю за 45000 рублей, он знал наперёд
- эта сумма окупится сполна!
Своё новое имение Орловский назвал
по-фински: "Kaunis ja Toivola", что можно перевести,
как "Место Красивых Надежд". Как человек амбициозный,
Орловский видел в этой покупке не только извлечение прибыли.
Его собственная "красивая надежда" заключалась в
том, чтобы создать здесь свой маленький мир, населенный состоятельными
петербуржцами, в котором не будет бедных. Зато будут роскошь,
красота и комфорт... Море, солнце, ароматный сосновый воздух
- можно ли придумать что-то лучшее для отдыха?
Для своей дачи Орловский выделил участок
6,85 га и назвал её "Каунисранта", что означает
"Прекрасный берег".
Однако это было только
начало. Не желая уступать "золотую жилу" проворным
конкурентам, Орловский стремится стать единоличным владельцем
местных земель. Он скупает всё новые участки земли, присоединяя
их к своему имению. Однако значительная часть участков была
продана ещё до его появления в Тюрисевя, и на них уже стояли
дачи. Немало территорий было отдано и под вырубку леса. Оставалась
земля, на которой стояли дома коренных жителей посёлка. Методом
"кнута и пряника", спекулируя на бедности финнов,
Орловский скупает их земли. Скованные бедностью и долгами,
финны неохотно продавали ему свои дома по смешным по российским
меркам ценам. Вежливый и удивительно приятный в общении человек,
становился жестким и безжалостным во всём, что касалось земельных
дел. Так например, Владимир Константинович задумал купить
дом финна Пекки Пайу, занимавший выгодное положение возле
самого шоссе. Пекко содержал магазин и чайную, и отнюдь не
бедствовал. Напрасно Орловский обращался к нему с просьбами
продать дом, он всегда получал отказ. Как-то ночью, в доме
Пекко вспыхнул пожар. Сгорело много ценного имущества и товара.
Пекко, имевший и до этого немало долгов, в одночасье потерял
всё. Напрасно бедный финн, доведенный до отчаяния, умолял
Орловского дать ему взаймы! Землевладелец отказал ему, сухо
дав понять, что деньги он получит только в случае продажи
участка. Вскоре уже Орловский обходил свои новые владения
на том месте, где когда-то стоял магазинчик Пекко Пайу. Скупая
окрестные земли, Орловский завладел 150 га. К досаде местных
жителей, он огораживал свои земли, иногда лишая финнов привычного
выхода к морю или пастбищам.
Кипучая энергия Орловского
почти полностью изменила привычный облик Тюрисевя. Но она
принесла ему жизнь. Теперь уже Орловский в очередной раз доказал
справедливость слов: "земле нужен хозяин". Имение
было поделено на двести участков, которые планировалось застроить
новыми домами. В посёлок, не знавший доселе электричества
была проведена линия электропередачи из посёлка Райвола, с
электростанции Галкина. Если раньше с наступлением ночи малая
часть Тюрисевя освещалась керосинно-калильными лампами, а
остальной посёлок погружался в кромешную тьму, то теперь вдоль
улиц выросли 220 новых столбов с уличным освещением, что было
немногим меньше количества столбов в современном Зеленогорске!
В связи с постройкой новых дач, Орловский
открывает в Тюрисевя дачно-строительную фирму "Kaunis
ja Toivola", имея уже аналогичную контору в Санкт-Петербурге.
Для своих дач он разработал новый экономичный строительный
материал, который сам же назвал "термолит". На основе
этого материала, представлявшего собой ничто иное, как дырчатый
песчано-цементный кирпич, была построена значительная часть
дач Орловского. Термолитные дачи получались прочными и тёплыми,
материал был прост в получении и не требовал больших затрат.
Материал был такой добротный, что многие дачи, построенные
из него, множество лет служили жилыми корпусами советских
здравниц и санаториев.
К 1910 году в Тюрисевя было уже 70
дач. По краю обрыва вдоль берега моря проходил нагорный бульвар
"Корниш", что в переводе означает "Королевский
бульвар". Дачи, выстроенные вдоль "Корниша"
были одними из самых дорогих.
Строительство новых
железнодорожных станций в дачных посёлках Келломяки и Оллила
побудило Орловского в 1907 году выхлопотать разрешение на
строительство в Тюрисевя собственной платформы, которая через
два года стала полноценной станцией. Начальником станции был
назначен Артур Грёнлунд, которого на этой должности сменил
Симо Пауккунен. Служащие станции селились у вокзала, и проезжая
зимней ночью Тюрисевя, можно было увидеть огоньки их домов.
Растущее число дачников в Тюрисевя
привело к необходимости построить в посёлке собственную почту,
а наличие своей платформы значительно упростило доставку писем
и газет из Петербурга. Почтовая контора была построена неподалеку
от станции, и дачники имели возможность получать на своё имя
письма и читать за утренним чаем свежие столичные газеты.
Большинство дач находилось в районе
моря в двух-трёх километрах от железной дороги, и на станции
постоянно дежурили извозчики, большая часть которых были финнами.
В ожидании поезда они коротали время в станционной чайной,
обмениваясь новостями и сплетнями. С прибытием поезда, все
извозчики занимали выжидательную позицию возле своих таратаек.
Орловский постоянно
рекламирует "Место красивых надежд". Уже в 1909
году в Петербургских изданиях можно встретить рекламные объявления
вроде этого: "Приступлено к продаже южной приморской
части имения, известной под названием: парк г. Иёргенса. Имения
"Каунис и Тойвола" находятся в исключительно благоприятных
условиях: сухая возвышенная местность; отличная вода; сосновый
лес; песчаный берег; морское купание; соседство с Терийоками;
наличность станции в самих имениях. Прекрасная распланировка
участков. Удобное сообщение с Терийоками, с Райвола и с Черной
речкой. Благоустроенные дороги, хорошие прогулки. Парки, Приморские
бульвары: береговой и нагорный". В 1913 г. Орловский
издаёт брошюру "Каунис и Тойвола", в которой красноречиво
была описана история посёлка Тюрисевя и приводились фамилии
известных личностей проживающих там.
В планах Орловского было превратить
"Место красивых надежд" в райский уголок для отдыха
петербургской знати. Он мечтал о строительстве трамвайной
линии от станции к морю, о православной церкви в посёлке и
о грандиозной застройке новых площадей домами. Как знать,
быть может, если бы его мечты сбылись, финнов в Тюрисевя не
осталось бы совсем. К тому времени, они уже почти не работали,
и от безделья многие из них погрузились в пучину разврата
и пьянства. Прошло бы ещё десять-пятнадцать лет, и посёлок
стал бы полностью русским. Но планам не дано было осуществиться...
С началом Первой мировой, Российским
военным ведомством спешно было начато строительство новой
стратегической железнодорожной ветки Терийоки - Койвисто.
В Койвисто планировалось строительство зимнего порта, и железная
дорога была нужна для переброски туда солдат и боеприпасов.
Изначально ветка должна была начинаться в Терийоки, откуда
буквально рассекая земли Орловского на две части, следовать
до Койвисто мимо форта Ино. С таким положением дел землевладелец
согласиться не мог. Владимир Константинович встал горой за
своё имение, и, несмотря на то, что это строительство отвечало
военным интересам Империи, (которые в нашей стране никогда
не обсуждались), сумел в судебном порядке отстоять неприкосновенность
своих земель. Суд постановил проложить железную дорогу в обход
имений Орловского, чтобы шум поездов не мешал покою дачников.
Движение по новой ветке
началось 1 ноября 1916 года. Поезда обходили "Место красивых
надежд" стороной, по территории соседних Ваммелсуу и
Метсякюля. Впрочем...
Впрочем, очень скоро дачи стали пустеть. Экономический кризис
в России, вызванный неудачным началом Первой мировой войны,
а позднее и революционными событиями, сильно ударил по карману
её граждан, сделав отдых на финском взморье непозволительной
роскошью. Чувства Орловского в тот момент можно сопоставить
разве что с чувствами капитана, на глазах которого команда
покидает его тонущий корабль.
"Невозвратимо. Непоправимо.
Не смоем водой. Огнем не выжжем.
Наc затоптал - не проехал мимо!-
Тяжелый всадник на коне рыжем.
В гуще вязнут его копыта,
В смертной вязи, неразделимой...
Смято, втоптано, смешано, сбито -
Все. Навсегда. Непоправимо." -
писала в канун революции Зинаида Гиппиус.
Летом 1917-го года в самый разгар
сезона дачи стояли пустыми. Многих их владельцев уже не было
в живых. Лишь старожилы, вроде графа Шереметьева, прочно обосновавшиеся
в Финляндии, продолжали жить затворниками в своих имениях...
С закрытием границы Орловский покинул
опустевшую "Каунисранту". Дальнейший его жизненный
путь не представляется возможным. Быть может, он пропал в
кровавом горниле революционного Петрограда, а возможно, как
и многие другие лучшие представители российского общества
эмигрировал в Париж. В Тюрисевя он больше не появлялся.
Несмотря на то, что Орловский вёл вытесняющее
финнов строительство, память о нём у местных жителей сохранилась
добрая. О Владимире Константиновиче вспоминали, как о человеке
предельно вежливом и интересном, очень любящем детей. И зимой
и летом в "Каунисранте" для маленьких обитателей
Тюрисевя регулярно устраивались праздники.
Внезапное исчезновение землевладельца породило множество слухов
и домыслов. В самом деле, ведь не бросают же просто так имение!
Ещё большую загадку
личности Орловского, вестей от которого не было с конца 1917
года, придаёт его книга "Экономичные загородные постройки
с применением дерева, бетона, кирпича и пустотелого термолита"
вышедшая в 1921 году в Выборге на финском языке. В ней автор
делится собственными наработками в области применения новых
строительных технологий. Быть может, Орловский нашёл приют
в буржуазной Финляндии? Но насколько было известно, русский
инженер Орловский не владел финским. Да и перебравшись в Финляндию,
вряд ли бы он бросил своё имение в той же стране на произвол
судьбы. Атмосферу тайны подогревает то обстоятельство, что
в книге указан финский адрес Орловского в посёлке Тюрисевя.
Но может быть рукопись Орловского издал кто-то другой?
Вероятнее всего, Орловский сам отнёс
свой труд в Выборгское издательство Алопэуса ещё до революции,
но общая неразбериха, царившая в те годы в России и Финляндии,
не позволила перевести и издать книгу в срок. Тогда было просто
не до термолита...
История посёлка Тюрисевя
тесно переплелась и с жизнью великого русского писателя Леонида
Андреева - мистика и фаталиста, "русского Эдагара По".
Как и многие состоятельные петербуржцы, Леонид Андреев имел
дачу на Карельском перешейке. Вид его виллы "Аванс"
- жутковатого здания на берегу Чёрной речки, хорошо отражал
декадентный стиль автора. Здесь в Финляндии, писатель увлекался
цветной фотографией и морскими путешествиями на собственной
моторной яхте "Савва". Отдых в Финляндии приносил
ему необходимую внутреннюю гармонию, которой он был лишён
на протяжении жизни.
 |
Октябрьская
революция обесценила все банковские счета Леонида Андреева,
и некогда состоятельный человек, ещё вчера обеспеченный
до конца жизни, в миг потерял всё, что имел. Встретив
на ура Революцию Февральскую, Октябрьскую Революцию Андреев
осудил и не принял. Новой Советской России для него не
существовало, а старая осталась лишь в его сердце и воспоминаниях.
Покинув свою петербургскую квартиру, Андреев уезжает из
Столицы 8 ноября 1917 года в Финляндию. Вскоре страна
Суоми провозгласила свою независимость, и писатель остался
жить в совершенно чужом и враждебном для него мире, отгородившись
стеной от всего нового, нелепого, непостижимого. |
Поначалу он был настроен
оптимистично: «Будем опять, как при Калите и других, понемногу
собирать воедино Украину и Крым, Запад и Восток, будем добывать
море и сушу. Я думаю, что по прошествии некоторого времени
все эти окраины и части России, которые теперь с такой жадностью
стремились к отделению и отделились – с такой же силой и жадностью
захотят воссоединения, начнут стремиться друг к другу, как
влюбленные и разлученные», - надеется он. В январе-феврале
1918 он несколько недель нелегально живёт в Петрограде, проводя
время у постели больной матери. Весну 1918-го он встречает
уже в Финляндии, где жизнь идёт своим чередом: "Смотрю
и умилительно мучаюсь: с трагической неизменностью встает
красота апреля, его запахов, его блестящей воды в реке и лужах,
его гобеленовых тонов леса и пашни".
Вскоре, виллу "Аванс"
пришлось заложить, и летом 1918-го Андреев с семьёй перебрался
в Тюрисевя на маленькую дачу Лёвстрёма. Жить в ней было невыносимо
холодно. Здесь он пишет душераздирающее обращение "S.O.S!"
к "ЛЮДЯМ Европы" и к бывшим союзником, с призывом
спасти Россию от большевиков. "Не о помощи Народу
русскому я... прошу. Это слишком велико: Народ русский, чтоб
спасать его... Над его жизнью и смертью властен только Бог!
В эти скорбные дни, когда презрение,
издевательства и насмешки глупцов стали уделом больной и поверженной
России, я с гордостью ношу имя русского и твердо верю в ее
грядущую славную жизнь"
Весной 1919 г. Андреев снимает
более просторную дачу Лобека, на берегу Финского залива.
За неделю до смерти
он писал Н. К. Рериху: "Все мои несчастья сводятся
к одному: нет дома. Был прежде маленький дом, дача в Финляндии
и большой дом: Россия с ее могучей опорой, силами и простором.
Был и самый просторный дом - искусство-творчество, куда уходила
душа. И все пропало. Вместо маленького дома - холодная, промерзлая,
оборванная дача с выбитыми стеклами, а кругом - чужая и враждебная
Финляндия. Нет России. Нет и творчества...". 12 сентября
1919 г. Леонид Андреев умер от паралича сердца в посёлке Неувола
(Горьковское) на даче писателя Ф. Н. Фальковского. Ему не
было и пятидесяти лет. Он был похоронен в соседнем Метсякюля,
на маленьком православном кладбище, рядом с церковью "Всех
скорбящих радость". На могиле поставили простой деревянный
крест, а вокруг посадили кусты шиповника. "Сильное,
чуткое сердце, устав, разорвалось в куски", - написал
тогда поэт Саша Черный. В 1956-м году прах писателя будет
перезахоронен на Литераторских мостках в Ленинграде.
После
отделения Финляндии от России, опустевшие дачи Тюрисевя, обставленные
дорогой мебелью, с персидскими коврами и редкими книжными
изданиями на полках, грабили красные мародёры. В них же находили
приют белые эмигранты и немцы из дивизии Фон Дер Гольца, пока,
наконец, все дома, (кроме тех, где ещё продолжали жить хозяева),
не были переданы государству. Большую часть земель скупило
акционерное общество "Раута" из города Терийоки,
некоторые участки приобретались ради самих домов, которые
были вскоре разобраны и перевезены вглубь Финляндии. Немало
дач скупили финны, переехавшие в Тюрисевя из других мест.
Так например в посёлке приобрели дачи глава Выборгской администрации,
Й.Ф. Аалто, а также социальный советник, депутат Эмиль Лоухикко.
Немногочисленное русское население
Тюрисевя оказалось в меньшинстве и далеко не в почёте. Так,
некогда всеми уважаемый надворный советник Кригер, обеднев,
вынужден был работать в Тюрисевя простым сапожником. Тем же,
кто не имел в руках ремесла, оставалось питаться тем, что
выросло в огороде. Такая новая роль была очень унизительной
для бывших русских господ, привыкших к почёту и уважению,
но возвращение на родину было для них равносильным гибели.
С уходом русских, финнам пришлось
возвращаться к привычным занятиям. Пьянство и разгульная жизнь
стали сходить на нет. Организованное в посёлке Молодёжное
общество и другие общественные организации дали людям возможность
занять себя делом, разнообразить досуг. В 1923 году Молодёжное
общество Тюрисевя приобрело собственный дом - пустую дачу,
в которой был организован большой концертный зал, костюмерная,
столовая и библиотека. Зимними вечерами в дни проведения культурных
мероприятий Дом молодёжи ярко сиял в ночи, а музыка была слышна
издалека. В нём отмечались традиционные финские праздники:
День матери и День независимости Финляндии, концерты самодеятельности
и спортивные состязания. Начальник станции Симо Пауккунен
по совместительству вёл хоровую студию, а его жена Ольга часто
принимала участие в любительских спектаклях.
В 1926 г. при станции было создано
"Объединение рабочих". На его собраниях обсуждались
политические вопросы. Частыми гостями на митингах были народные
депутаты.
В
1927 году дачу Орловского "Каунисранта" приобрёл
бывший полковник императорской кавалерии Карл Магнус Пауль
Линдер. Он привёл в порядок сад и дом, пустовавшие десять
лет, и поселился там со своей женой - полькой Зинаидой Оссовской
и её дочерью от первого брака. Линдер устроил в "Каунисранта"
огород, завёл птиц. В его хозяйстве были прекрасные лошади.
Франтоватый полковник разъезжал по Терийоки на собственном
авто. Он и его жена устраивали на "Каунисранта"
шумные застолья, что среди всеобщего голода и обнищания выглядело,
как пир во время чумы. За несколько лет разгульной жизни,
Линдер промотал все свои сбережения. Роскошную дачу пришлось
сменить на домик дворника, а автомобиль на старенький велосипед.
В конце 30-х Линдеры перебрались в Хельсинки, где за год до
Зимней войны, полковник в отставке издал свои мемуары со скромным
названием "Офицер императорской гвардии".
В 1930-е
годы курортная жизнь на взморье начала восстанавливаться.
В Тюрисевя работало 2 пансионата, детский санаторий, 8 магазинов.
Дачу А. Д. Шереметьева приобрело Объединение железнодорожников
Финляндии, устроив в ней дом отдыха железнодорожников. До
самой Зимней войны финские железнодорожники со всей страны
проводили там отпуска.
В те годы в Тюрисевя любил приезжать
известный финский художник Микко
Ойнонен (1883-1956), которого современники называли "Живописцем
летнего Перешейка". Его часто можно было встретить за
работой на взморье или зелёных берегах Чёрной речки. Просматривая
его каталоги, вы бы непременно обратили внимание, что большая
часть его работ "Карелия", "Дом Луккарина",
"Очаг", "Колодец" посвящена быту финской
деревни. Картины этого художника есть во многих музеях Скандинавии,
а также в Пушкинском музее изобразительных искусств в Москве.
В
конце 1930-х Финляндия борется всеми силами с острым экономическим
и продовольственным кризисом. На правительственном уровне
решаются вопросы расширения сельскохозяйственных угодий. Теперь
уже в финском сейме прозвучали правдивые слова "земле
нужен хозяин", и в 1935-м году бывшее имение Орловского
становится собственностью Земледельческого общества Выборгской
губернии. В Тюрисевя создаётся опытное хозяйство, организуется
пасека, работают курсы по садоводству и пчеловодству. В 1939-й
год на опытных участках было оставлено 1200 годных для продажи
саженцев яблонь и 2000 ягодных кустарников. Дальнейшему процветанию
посёлка помешала Зимняя война. В октябре 1939 г. финское правительство
объявило добровольную эвакуацию. Из посёлка было вывезено
365 человек, 18 лошадей, 37 голов крупного рогатого скота,
10 лодок, что положило конец всей мирной финской жизни. В
1941 году, когда эта территория вновь отошла Финляндии, в
Тюрисевя вернулось только два человека. Так погибли ещё одни
"красивые надежды"....
Давайте же ненадолго отклонимся от
нашего главного курса - Финляндской железной дороги, и прогуляемся
вдоль побережья Финского залива! Здесь мы найдём немало интересных
мест, знаменитых своей историей. И первый посёлок, который
встретится нам на пути - финская деревня Ваммелсуу...
<<Назад
Содержание
Вперёд>>
|
