История ФинляндииФинляндская железная дорога. Часть III
Ваммелсуу (Серово) Каждая история имеет своё начало, и порой, люди забывают о славном прошлом своей земли: о ввеликих людях, проходивших по ней и знаменательных событиях давно минувших дней... История местечка Ваммелсуу начиналась, когда бескрайние просторы Балтики бороздили «кочевники моря» - легендарные викинги. С X века из Балтийского моря, через Финский залив, мимо зелёных карельских берегов проходил знаменитый торговый путь «из варяг в греки», по которому викинги переправляли на Восток награбленное в Европе добро. На этом пути им встречалось немало опасностей. Детальнейшим образом исследовали они все прилегающие земли, и практически ни одна река в прибрежных районах Финляндии не осталась без их внимания. В тихих и уютных речных заводях ими обычно устраивались склады награбленного добра, так как выходить в открытое море со всей добычей сразу было опасно - её могли отбить свои же соплеменники, превосходившие по силам и числу. Не осталось без внимания викингов и широкое русло реки Ваммелъйоки...
Ваммелъйоки О происхождении названия реки нет единого мнения. Скорее всего, оно берёт своё начало от шведского «famn», что означает «укрытие», «убежище». Есть и другие мнения. Впрочем, скандинавские корни могли сильно «мутировать» в устах карел, язык которых, как известно, относится к совершенно другой, финно-угорской группе. Таким образом, вполне правдоподобным кажется перевод названия Ваммелъйоки, как: "устье реки, защищённое от бурь".
Сегодня
Чёрная речка – бывшая река Ваммелъйоки относительно мелкая,
но в те времена она была значительно глубже. Нынешние крутые
и обрывистые берега были скрыты глубоко под водой. Существует
легенда, что когда-то на реке Ваммелъйоки был обитаемый остров,
позднее ушедший на дно, подобно легендарной Атлантиде...
Жившая в 1302-1373 годах шведская святая происходила из рода Фолькунгов. Знатная фамилия роднила её с самим королём Швеции – Магнусом Эрикссоном. Воспитанная на христианских ценностях, Бригитта с детства мечтала посвятить себя Богу и стать монахиней, проведя остаток жизни в служениях и молитвах. Однако судьба распорядилась иначе – Бригитту (или по-шведски Биргитту – женская форма имени Биргер) выдали замуж за очень знатного и богатого шведского дворянина Ульфа Гудмарссона, которому она впоследствие родила восьмерых детей. Несмотря на своё более чем приличное состояние и выское положение в стране рода Фолькунгов, к мирским ценностям Бригитта была абсолютно равнодушна. Её главной идеей стало объединение в Швеции женских и мужских монастырей в «общие обители». Даже сегодня такая мысль кажется нам чересчур смелой и революционной, а по тем временам за подобные сомнительные идеи любого смертного ждала мучинеческая смерть на костре. Впрочем, Бригитте было нечего бояться святой инквизиции, ведь она была из «монаршего рода». Власть духовенства в Швеции никогда не была сильнее власти монаршей. Часто шведские короли, в том числе и тот же Магнус Эрикссон, чтобы поправить своё материальное положение, забирали в пользу государства ежегодные церковные десятины, предназначенные для отправки в Рим. Более того, король очень дорожил своей родственницей, неоднократно советуясь с ней даже по государственным вопросам. По легенде, именно Бригитта убедила Магнуса нарушить Ореховецкий мир и отправиться с армией рыцарей в новый IV крестовый поход на Русь в 1348-1351-х г.г..
Новгородцы Римский
папа Климент VI отказал Бригитте в создании своей чересчур
«экспериментальной» обители, однако Магнус поддержал родственницу,
пожертвовав Бригитте своё поместье Вадстена, расположенное
на живописном берегу озера Веттерн, в котором и был основан
первый монастырь Ордена Бригитток, настоятельницей которого
стала дочь Бригитты - Катарина.
Вадстена
Остатки монастыря в Пирита После
смерти Бригитты в 1373 году, она была канонизирована Папой
Бонифацием IX и причислена к лику святых, а в 1999-м году
Папа Иоанн Павел II провозгласил Бригитту покровительницей
Европы.
Ореховецкий мирный договор запрещал обеим сторонам строить крепости на Карельском перешейке, однако есть мнение, что и на высоком берегу реки Ваммелъйоки стояло небольшое бревенчатое укреплённое поселение для контроля побережья от русских судов. Впрочем, возможно, крепость была построена ещё до заключения Ореховецкого договора, ведь в 1311-1317 годах отряды новгородцев неоднократно высаживались в самом центре шведской Финляндии и даже нападали на город Тавастланд. В деревянной крепости на реке Ваммелъйоки размещается шведский гарнизон. Это подтверждают и налоговые книги уезда Эвряпя (Äyräpää), где говорится о наличии в этих местах бревенчатого укрепления, близ которого находилась лососевая коптильня (в реке до последнего времени водились лосось и форель!).
В 1710 году во время Великой Северной войны, когда шведские фогты давно уже покинули свои имения, на берегах реки остановился Петр I. Он был явно не в духе. Ожидая найти в здешних местах строевой лес, он был разочарован. "От Выборга до Петербурга ни одной прямой сосны!" - сердился царь, - вот где надобно посадить дубы!". Его желание было исполнено только в 1738 году, когда неподалеку от места остановки была посажена Линдуловская корабельная роща.
Линтуловская корабельная роща После
опустошительной Северной войны, получившей у финнов имя «большая
вражда», эти места надолго опустели. Жизнь теплилась лишь
в крохотных рыбацких лачужках, стоявших вдоль побережья...
Вилла Аванс Прямо
на берегу реки Ваммелъйоки строилась и прекрасная дача известного
русского писателя Леонида Андреева, которую тот шутливо прозвал:
"Вилла Аванс". Жутковатая усадьба-крепость не нравился
местным жителям-финнам, и они прозвали его "Пирулинна"
("Проклятый замок"). Подобно Репинским «Пенатам»
вилла «Аванс» становится центром общественной и культурной
жизни Петербурга начала XX века. На даче Андреева был модный
литературный салон, который посещали такие известные классики,
как: И. Бунин, А. Серафимович, А Горький, Д. Мережковский,
А Блок, и многие другие. Большим другом писателя был художник
Валентин Серов, обитавший в Лаутаранта.
- А море вы любите? - спросил меня Норден... Рассказ повествует о бедном петербургском студенете, приглашённом репетитором к детям Нордена - состоятельного петербуржского купца, поселившегося с семьёй на берегу Финского залива. И море, и сад, и поздняя осень на взморье описаны настолько мрачно и тревожно, что послужили прекрасными декорациями к и без того гнетущей атмосфере рассказа!
Особняк Воронина, вилла "Эйлерс"
Дом и сад находились на самом берегу моря, и двухэтажный дом был велик, поместителен, даже роскошен... Был великолепен и сад; и немалых, вероятно, трудов и денег стоило его устройство, его растительная роскошь среди суровой и бедной природы, знавшей только песок, да ели, да камни, да предутренние холодные туманы и ветер от серой, плакучей воды. Стояли тут и липы, и какие-то голубые ели, и даже каштан; было много цветов, целые кусты роз, жасмину, а пространство между этими никогда, как мне казалось, не могущими согреться растениями заполнял изумительно ровный, изумительно зеленый газон. И все, кто через ограду видел сад, находили его очень красивым и завидовали его владельцу; и сам Норден гордился садом, и я, как только увидел, пришел в искренний, горячий восторг. Но было что-то в расположении деревьев - слишком одиноких, слишком открыто росших среди ровного газона, вечно чужих и вечно одиноких, - что уже вскоре начинало томить чувством холодной неудовлетворенности, смутным сознанием какой-то глубокой и печальной неправды, горькой ошибки, потерянного счастья... (Л. Андреев отрывки из рассказа "Он", 1913 г.).
После Революции, границы были закрыты, и в посёлке почти не осталось русских. Он опустел. Финны, отвыкшие от сельского хозяйства, давно уже живущие только за счёт «дачного промысла», остались почти без средств к существованию. В первые годы независимости Финляндии здешние жители сколачивали строительные бригады, промышлявшие разборкой и перевозкой брошенных русских дач, которые массово скупались состоятельными финнами из более западных районов Финляндии. На освободившихся площадях распахивались поля. Острая нужда заставляла финских крестьян расширять сельскохозяйственные угодья, возвращаться на давно заброшенные пашни и луга, осущать болота и вырубать лес...
Ваммелсуу практически не коснулись кровавые годы Революции. Тяжёлые и трагические события грохотали где-то вдали от этих мест: в Петербурге, Терийоки, Выборге, Або, Гельсингфорсе... Лишь однажды в 1919 г. покой этих тихих мест нарушил советский самолёт. После неудачной попытки разбомбить железнодорожный мост, самолёт поспешно скрылся. Авиация тогда ещё делала свои первые шаги и была совершенно новым видом вооружения... В 1927 году к деревне Ваммелсуу присоединили западную части посёлка Тюрисевя, восточная часть которого отошла к волости Терийоки, что значительно расширило территорию посёлка. К 1939-му году в посёлке было уже 116 дворов... Следом за Ваммелсуу вдоль побережья Финского залива расположилось не менее живописное место – посёлок Метсякюля, также имевшее интересную, хотя и немного печальную историю... Метсякюля (Молодёжное) На западном берегу реки Ваммелъйоки среди живописного и густого бора расположилась деревня «Лесное» или «Metsakyla». Название деревни не случайно, здесь Приморское шоссе Rantatie отстаёт от берега почти на километр, а путь к Финскому заливу лежит через густой и дремучий лес.
В поисках богатого улова местные рыбаки с раннего утра уходили в море. Финский залив стал для них вторым домом, главным источником жизни и пропитания. На небольших, но устойчивых лодках-плоскодонках они пересекали серую гладь залива от его северных берегов к острову Кетту-саари (Котлину), до которого было рукой подать - всего каких-то 9 миль!
В центральной и северной части деревни Метсякюля были поля. В то время площадь деревни Лесное была значительно больше, чем теперь (нынешнее «Молодёжное» – лишь часть «Метсякюля»), а тогда к нему относился весь левый берег Ваммелъйоки, включая теперешний посёлок «Сосновая поляна», в пяти километрах от берега и в трёх от деревни Райвола («Рощино»). И если обитатели береговой полосы занимались преимущественно рыболовством, жители северной части Метсякюля возделывали землю, выращивая рожь, овёс и лён. Из последнего получались прекрасная ткань, которая шла на изготовление одежды и предметов обихода.
После Великой Северной войны Карельский перешеек до самого Выборга стал частью России, а местные финские крестьяне, как и крестьяне в Лифляндии, Курляндии и Эстляндии были по статусу приравнены к русским крестьянам. Они больше не имели права ловить рыбу в реке Ваммелъйоки, да и на собственной земле они тоже были не хозяева. Это, конечно, было серьёзным ударом для финнов, привыкших к совершенно иному укладу, однако не стоит идеализировать и шведского хозяина. Во многих вопросах шведские феодалы были жестче русских. В плане быта финнов изменений почти не произошло. Если раньше они заготавливали лес для Швеции, успевшей стать крупнейшим в Европе экспортёром леса, теперь они заготавливали его для России. В начале XVIII столетия молодая столица России - Санкт-Петербург остро нуждалась в строительном материале, и с Карельского перешейка потянулись длинные обозы леса, а финские крестьяне получили работу на заготовках древесины. Вероятно, именно с той поры северная часть посёлка стала именоваться «Ванхасаха» (Vanhasaha – «Старая лесопилка»), позднее выделившись в отдельную деревню.
В 1765-м году деревню Метсякюля приобретает в собственность обрусевший немец Иоганн Карл Штрумпф, который построил в этих совершенно глухих краях стекольный завод. Позднее его назовут «первым стекольным заводом Финляндии», хотя формально он никогда не был на финской территории, ведь Карельский перешеек принадлежал тогда России. Глинистые и песчаные почвы Карельского перешейка были почти непригодными для сельского хозяйства, но были идеальной средой для изготовления стекла, основные компоненты которого: глина и кварцевый песок. Завод Штрумпфа просуществовал более ста лет и прекратил своё существование в 1868 году.
В северной части Метсякюля, братья Фриц и Карл Нэббе (тоже немцы по происхождению) основали бумажную фабрику. В крае богатом лесом это было золотое дно! Но вскоре фабрика сгорела, мигом разорив предприимчивых братьев. На её месте через несколько лет была построена мельница. Вокруг были поля, и своя мельница деревне была просто жизненно необходима!
В середине XIX века, в годы Крымской войны (1853-1856 г.г.), появляется опасность появления английского флота в Балтике. На острове Котлин начинают спешно возводиться новые артиллерийские батареи. Жителям Метсякюля, приходится потесниться. Вероятно, к тому времени они имели на острове обжитые места, где стояли какие-то постройки (для хранения рыбы, например), которые русские военные безжалостно снесли. И чтобы как-то компенсировать финнам утерянные земли, царь «милостиво» возвращает им права на ловлю рыбы в реке Чёрной речке (Ваммелъйоки).
В 1867-м году на длинном мысе в западной части деревни появилась морская таможня, вследствие чего местечко Инониеми получило название Туллиниеми «Таможенный мыс». В конце XIX века мельница в северной части Метсякюля была разобрана новым владельцем этих земель, и на её месте было решено построить собственную электростанцию. Впрочем, замысел так и не был реализован. Сооружение электростанции по тем временам было делом нешуточным и очень дорогим!
Несмотря на относительную удалённость от Петербурга (около 50 км), первые русские дачи стали появляться в Метсякюлля задолго до строительства Финляндской железной дороги! Вскоре Метсякюля становится излюбленным петербургским курортом, получившим поэтическое название: «Финляндская ривьера».
Одним из первых построил здесь свою виллу русский генерал Куропаткин (1848-1925 г.г.), участник многочисленных военных кампаний в Алжире, в 1904-м году командующий Маньчжурской армией, а позднее главнокомандующий всеми морскими и сухопутными силами в Русско-японской войне. С 1906-го года начинается политическая карьера генерала Куропаткина. Он становится членом Государственного совета и занимает видное положение в Петербурге. Генерал строит свою виллу на берегу моря, и от самой воды в его дом поднимается величественная лестница, украшенная чугунными львами...
Также на взморье были дачи начальника петербургской полиции Н.В. Спиридонова, генерала В.И. Лебедева, писателя Д.С. Мережковского, профессора Д.Д. Попова, военного инженера-строителя Н.И. Полешко, художника и археолога Н.К. Рериха. Известно также, что в Метсякюля часто приезжал на отдых знаменитый, на весь мир изобретатель динамита швед Альфред Нобель. А в роскошном деревянном особняке промышленника М.С. Воронина, построенном в 1910 году по проекту архитектора П.П. Бука, останавливался командующий московским гарнизоном генерал Рейнбот. Несмотря на полудикий каменистый пляж, отсутствие в посёлке железнодорожной станции и удалённость от Столицы, к началу XX века Метсякюля становится крайне популярным местом отдыха среди столичной элиты. В особенности его ценили любители уединённого отдыха. Всё реже звучит на устах старое и неблагозвучное финское название, всё чаще посёлок называют «Чёрной речкой» по новому имени реки Ваммелъйоки.
Ванхасаха - Старопильня
Несколько дач было и в северной части посёлка - Ванхасаха. Самым значительным было имение эстонского художника Арника Вулина. В начале XX века он приобрёл большой участок на берегу Ваммелъйоки и разбил там грандиозный парк с системой искусственный прудов, в которые поступала вода из реки. Фонаты, статуи, острова-беседки, золотые рыбки в прудах, свой водопровод – трудно поверить, что всё это было реальностью среди глухих финских лесов и полей! На острова гостей усадьбы доставлял плот, подтягиваемый на цепях. Изюминкой усадьбы был сложенный из камней «храм Перуна», потолок в котором представлял собой вогнутый фиолетовый купол, украшенный звёздами. Как и многие другие обитатели этих мест, хозяин покинул своё имение в годы революции и больше не возвращался. Местные власти передали его имение сразу двум финским семьям.
"Храм Перуна"
Из жизни коренных обитателей посёлка мы знаем, что в 1905 году в Метсякюля было основано Молодежное общество - первая попытка финских властей организовать культурную жизнь своих граждан. В 1907-м году для Общества было построено специальное здание, в котором после Революции разместились отделение традиционных организаций того времени: шюцкора и "Лотты Свярд". Накануне войны осенью 1939 года в этом доме неожиданно прогремел взрыв, причиной которого стало неосторожное обращение с миной при проведении учебных занятий солдатами 3-го отдельного батальона. Так в Метсякюля пришла война. На день раньше, чем в остальную Финляндию.
Ещё до Революции в Ванхасаха было построено «богоугодное попечительское заведение» - приют для детей с отставанием умственного развития. После 1917-го приют ненадолго становится сиротским домом, позднее на волне национального подъёма, когда вся страна участвовала в освоении промышленности и сельского хозяйства, в нём создаётся профессиональное ремесленное училище, в которое съезжаются преподаватели со всех концов Финляндии. В годы жесточайшего кризиса, воспитанники не бедствовали. Вокруг училища было своё приусадебное хозяйство, на котором трудились все обучающиеся в нём дети. Фактически это была коммуна! Мальчиков обучали слесарному, столярному и плотницкому делу, девочек учили шить и готовить. Так закладывалось здоровая основа молодой финской нации. Училище действовало вплоть до осени 1939 года.
В 1916 году через Метсякюля, как и через Ваммелсуу проходит новая ветка Финляндской железной дороги – «Петроград - Койвисто». На краю деревни появилась своя железнодорожная станция «Чёрная речка» с большим и красивым вокзалом. Впрочем, в вокзале уже через год необходимость отпала. Неспокойное лето 1917-го было последним сезоном, когда петербургские дачники могли отдыхать в своих имениях на финском взморье. Но какой мог быть отдых в то страшное время, когда в Петербурге творился разгул Революции, а с берега моря со дня на день ожидался немецкий десант? В декабре границу перекрыли, и возможность свободного въезда в Финляндию для россиян была навсегда утрачена. Прагматичные финны разобрали и перевезли здание вокзала под Хельсинки, в его северный пригород Пасила (сегодня один из районов финской столицы), где красивое вокзальное здание ещё долго служило по своему назначению.
Но не все русские дачи были разобраны и проданы. В каких-то домах разместились учреждения новой власти: общественные организации, присутственные места, народные школы (одна из них, к примеру, разместилась в бывшем особняке Куропаткина). Роскошный особняк Воронина заняло «Теософическое общество». Хозяевам они были уже не нужны. Кого-то из них уже не было в живых, а иные влачили жалкое существование в полыхающей пожарами революции России, как, например, тот же генерал Куропаткин, закончивший свою славную жизнь, заведуя библиотекой в Тверской губернии...
В начале 1930-х годов, финские крестьяне получили возможность выкупать у государства свои земли. Жители Ванхасаха в складчину купили часть государственного леса, вырубив его под поля. К началу Зимней войны в деревне было не менее пятидесяти домов.
В годы Великой Отечественной Войны берега реки Рощинки и Ваммелъйоки были укреплены линией обороны ВТ. Она сдерживала наступление советских войск целых три дня, после чего финские солдаты покинули свои рубежи и отступили. В Метсякюля снова вошли русские, и уже навсегда!
С хрониками посёлка Метсякюля связана и ещё одна красивая и трогательная, но печальная история, произошедшая с одной из его обитательниц - известной петербургской писательницей М. В. Крестовской, поселившейся здесь в начале XX века в своей усадьбе Мариоки... "Мариоки"
История жизни Марии Крестовской достойна пера Александра Грина. Она и романтична и трагична, по всем приметам походя больше на грустную новеллу классика, чем на быль... Причём почти всё её действие разворачивалось в посёлке Метсякюля, навсегда создав вокруг него романтически-трагический ореол.
А начиналось всё в далёком 1894 году, когда управляющий Акционерным Обществом «Северо-Западные железные дороги», богатейший петербургский банкир и промышленник Евгений Картавцев приобрёл участок земли в Метсякюля площадью в 65 га, чтобы построить дачу для своей горячо любимой жены. Врачи рекомендовали ей местный климат: воздух, насыщенный свежим ароматом хвои и запахом йода. Такое изумительное сочетание густого хвойного леса и моря должны были укрепить пошатнувшееся здоровье любимой женщины Картавцева.
Его жена – Мария Всеволодовна Крестовская, дочь известного писателя Всеволода Крестовского, навсегда прославившего своё имя романом «Петербуржские трущобы», была личностью незаурядной. На её матери - В. Д. Гринёвой, Крестовский женился вскоре после окончания Юридического факультета Санкт-Петербургского Университета. Только тогда он ещё не был тем знаменитым писателем Крестовским, которого знала вся страна. Ему был 21 год, и он лишь публиковал краткие очерки, стихи и фельетоны в журналах: «Модный магазин», «Заноза» и «Оса». Увы, счастье молодых было не долгим, и уже через год супруги разошлись, предоставив воспитание годовалой дочки Маши - бабушке.
В гимназии Маша Крестовская проявляет большой интерес к театру, играет в любительских спектаклях. Потом её ждали семь лет Санкт-Петербургского Смольного института, лучшего столичного учебного заведения для молодых дворянок. Окончание его служило своеобразным знаком качества. Именитые князья и генералы охотно брали в жёны «смолянок», ведь столь всесторонне образованная жена могла быть не только хранительницей домашнего очага, но и мудрым советчиком, помощником в служебных делах. Однако серьёзное классическое гуманитарное образование не отняло у Марии любви к театру, считавшимся тогда очень легкомысленным увлечением. Сразу после окончания Смольного института она уезжает в Киев, где играет в местном Драматическом обществе. Здесь она берёт созвучный её фамилии псевдоним - Ростовская.
Потом был театр Ф. А. Корша (позднее Московский Государственный Театр Наций), где Мария Всеволодовна участвовала в постановках популярных пьес Островского (который, кстати сказать, был тогда ещё жив и крайне популярен). Его пьесы были тогда пиком моды, и все они проходят на ура, и Мария счастлива участвовать в этих модных постановках, играя ведущие роли! Высокий взлёт в самом начале жизни трагически обрывается после романа с немолодым женатым художником, от которого у Марии Всеволодовны остаётся сын. Играть в театре, как прежде, она уже не могла.
Мария, как и её отец, с детства питала страстную любовь к литературе. Довольно рано она начинает писать сама и вступает в Союз писателей. Теперь, после рождения сына, литература становится её уделом, единственной отдушиной одинокой матери. Но творчество - прибыльное ремесло лишь для известных авторов. Для начинающей же писательницы заработок своими строчками был скуден, она живёт в нужде. Тем не менее, в 24 года Крестовская публикует свой первый роман "Ранние грозы" (1886), затем следуют "Ревность" (1892), "Сын" (1893), "Артистка" (1896)... О её рассказе "Вопль", направленном против предательства, лжи и власти денег, хорошо отзывался Чехов. В своих произведениях Мария Крестовская поднимает модную в то время в Европе тему женской эмансипации, которую в патриархальной России пока что мало кто поддерживал. Да и другие её произведения широкой известности не получили. Мария Всеволодовна чувствует, что её творчество существует не в духе своего времени, её начинает преследовать жесточайшая депрессия и осознание своей ненужности.
"Мне бы следовало родиться мужчиной и на добрых 50-60 лет раньше, - писала она в одном из писем, - тогда из меня вышел бы, при надлежащей подготовке, конечно, недурной и немалый мыслитель, и имя мое осталось бы, верно, не таким, каким останется теперь, и никакие дневники не увеличат его, по всей вероятности…". Получив строгое классическое образование в Смольном, она впитала идеалы, которые в уходящей Империи давно никто не исповедовал.
"Родиться женщиной в эпоху мне совсем несимпатичную, да еще в России - тоже немалый минус для всякого, рождающегося в ней..." - писала она.
Вскоре после переезда из Москвы в Санкт-Петербург, Крестовская знакомится со своим будущим мужем - Евгением Эпафродитовичем Картавцевым, видным экономистом и промышленником, одним из богатейших жителей Столицы, удивительно разносторонним человеком, который из любви к литературе и писателям вёл денежные дела Санкт-Петербургского Литературного фонда. К тому же он пишет сам. Однако, полюбив Марию, Картавцев ещё долго медлит с женитьбой. Брак с женщиной, у которой есть ребёнок даже сегодня вещь не очень популярная, а по меркам Царской России да ещё для такого известного бизнесмена, подобная партия могла очень отрицательно сказаться на деловой репутации. Однако этот случай стал счастливым исключением, и любовь победила! Картавцев женился на Крестовский и усыновил её ребёнка, впоследствии определив его в Морской кадетский корпус.
Первые годы счастья омрачает известие о болезни Марии Всеволодовны. Годы, проведённые в бедности в Москве, и сильные переживания губительно сказались на её здоровье. Тогда-то врачи и порекомендовали ей живительный климат Финляндии.
Чёрная речка
Поженившись, Мария и Евгений побывали сперва в Терийоки, считавшимся самым дорогим курортом Карельского перешейка. Финские красоты произвели на Крестовскую сильное впечатление, и супруги загораются идеей приобрести участок на берегу залива. Но к тому времени даже окрестности Терийоки уже так плотно застроены, что участки в тех краях оставались лишь самые маленькие и негодные, что, конечно, не устроило состоятельного банкира. Походящее место был найден в деревне Метсякюля, в десяти километрах от Терийоки. Застройка там только начиналась, что позволило Картавцеву приобрести значительный по площади участок в целых 65 га!
Пляж с нагромождениями серых гранитных валунов и густой осокой, сразу за которым начинается лес... Потом Приморская дорога и снова лес, уходящий вверх на высокую гору, с которой открывался широкий обзор в бесконечно-синюю даль Финского залива и окрестные земли: позолоченные первыми следами осени верхушки берёз, изумрудные сосны, густые косматые ели... – именно такой вид открылся супругам в первый раз из собственного имения...
Обладая богатым и живым воображением, Мария мечтает построить на вершине горы дворец, который будет восхищать всех своей красотой. Для его строительства был приглашён молодой талантливый петербургский архитектор Иван Фомин. Усадьба Мариоки была одной из его первых работ. Позднее будут: дом княгини Шаховской на Фонтанке, особняк Половцева на Каменном острове, особняк С.С. Амабелек-Лазарева на Мойке. Перед самой Революцией Фомин участвовал в проекте жилой застройки острова Голодай, где планировалось возвести элитный район «Новый Петербург». Проекту помешала Первая мировая война. После Революции по проектам Фомина реконструировалась территория Марсова поля.
Крестовская поведала Фомину свои замыслы, и вскоре он воплотил их в жизнь. Эскиз архитектора вырос в красивый двухэтажный деревянный особняк с высокой смотровой башней. В доме были десятки различных помещений, множество надворных пристроек, а также конюшня, коровник, жилища для прислуги и всевозможные павильоны. Вокруг дома был разбит чудесный парк, в котором были теннисные корты и площадка для игры в крокет. Чтобы в «не родящей» финской земле могли прижиться яркие экзотические цветы и кустарники, в Мариоки были завезены тонны чернозема с Украины. Не имея опыта в садоводстве, городская жительница Мария Всеволодовна сделала своё имение шедевром садово-паркового искусства, не уступающим по красоте лучшим усадебным садам Европы! Из Франции, Германии и Голландии она выписала более 6000 различных сортов цветов, трав, кустарников. А любимыми её цветами были азалии...
Особняк в усадьбе Мариоки В сад и дом был проведен водопровод - большая редкость для дач Карельского перешейка! Как особую достопримечательность, Мария часто показывала гостям свою теплицу, которая была настоящим чудом! В суровом северном климате, где свет и тепло в большом дефиците, вырастали прекрасные южные растения! На газоне, прямо перед домом бил огромный фонтан. От дома, стоящего на вершине горы, вниз вела каменная лестница из 76-ти ступеней с 6-ю площадками для отдыха и вазами с цветами по бокам. Эта лестница соединяла два парка - Верхний и Нижний, за которыми простирались крестьянские поля. Деревенские жители называли сходы "лестницей грешниц" и очень гордились этим сооружением, ставшим украшением для маленькой финской деревни! С верхней террасы дворца открывался прекрасный вид в радиусе 40 километров.
В парке был и небольшой летний театр. В прошлом актриса, Мария до конца своих дней была любительницей светской жизни. Молодой режиссёр В. Мейерхольд мечтал поставить в усадьбе спектакль "Поклонение кресту" по пьесе Кальдерона, и "лестнице грешниц" надлежало стать сценой. Действие должно было происходить ночью при мистическом свете факелов, а в качестве массовки, режиссёр хотел пригласить местное население. Но спектакль так и не состоялся, так как у режиссёра, чей гастрольный график был достаточно напряжённым, просто не нашлось времени.
Своё имение Мария Крестовская назвала "Мариоки" - вероятно по аналогии с соседним посёлком "Терийоки". Давать яркие названия своим поместьям – давняя мода в России. На Карельском же перешейке многие, проникаясь финской романтикой, давали своим имениям именно финские имена. Так, инженер Орловский называет свою усадьбу в Тюрисевя: «Каунисранта» - «прекрасный берег». А дача К. И. Чуковского называлась Чукоккалой, что было также образовано от финского именования этой местности – Куоккала.
"Сказки Мариоки"
Подруга Крестовской, писательница и драматург Татьяна Щепкина-Куперник, часто гостившая в Мариоки, писала в своих воспоминаниях: "Нигде не было такой великолепной сирени, как в Мариокском парке, тянувшемся на 40 десятин, таких огненных азалий, пылавших, как живые костры в июньские белые ночи, таких изящных красивых кленов, пестролистных ясеней, лиственниц...". В своих воспоминаниях она называет Мариоки "сказкой своей молодости" и посвящает им цикл стихов "Сказки Мариоки". Мариоки всегда был полон гостей. Здесь собирался светский салон, где проводили время художники, писатели, и российские предприниматели. Усадьбу посещает и Илья Репин, чьи «Пенаты» располагались всего в двадцати километрах от «Мариоки». В 1898-м году он написал портрет М. В. Крестовской, который сам назвал "Грёзы". Е. Э. Картавцев очень гордился этой картиной, она всегда висела у него в кабинете на видном месте. Сюда же любил приезжать и известный юрист и общественный деятель А. Ф. Кони, которому атмосфера парка помогала в работе. Здесь часто устраивались вечера музыки и литературы, званные обеды и ужины. Гостями Мариоки были известные доктора В. М. Бехтерев и И. Г. Туриер, генерал А. Н. Куропаткин, баронесса В. И. Икскуль и многие другие.
Мария Всеволодовна пишет в своём дневнике: "В парке, где просто всё насыщено сосной и ее ароматом, везде висят гамаки, в которых отдыхают гости, дыша живительным воздухом и набираясь сил. Есть даже небольшой мольберт, нарочно заказанный Евгением для художников, а уж чего другого, но видов красивых не занимать. Поскольку Мариоки и воздух их упоительны, лучшее доказательство я сама. Всё дело в целительных силах самой природы, и только в ней одной надо черпать новый запас их". Мария Всеволодовна любила Мариоки, как нечто живое, как всё, во что вложена душа, приобретает очертания и характер, так усадьба и парк становятся её миром, её маленьким раем на земле. Тёплыми июньскими вечерами, прогуливаясь по парку, источающему аромат сирени и азалий, любуясь полоской бескрайнего моря, играющего золотом в закатном свете белых ночей, она была по настоящему счастлива!
Евгений был любящим мужем и выполнял все малейшие капризы своей любимой женщины, которая порой была не прочь покапризничать. Молодость, проведенная в ужасной бедности, часто давала себя знать. И теперь Мария Всеволодовна, познав роскошь богатой и обеспеченной жизни, становится придирчивой к мелочам, требовательной и подчас несправедливой к своему супругу. В последние годы она становилась всё более и более раздражительной, однако любящий муж дорожил отношениями с ней и всегда первым выступал в примирениях. Неожиданно, семейный врач, проводивший очередной осмотр Марии, обнаружил причину этих капризов. У Марии был рак. Евгений сразу же отвёз жену в самую лучшую клинику Швейцарии, однако врачи отказались браться за лечение. Было уже слишком поздно... Несколько месяцев Мария проводит на Швейцарском курорте, в клинике, очень тоскуя по дому. Чтобы она не грустила, медсестра подарила ей плюшевого медвежонка. Мария не расставалась с ним до конца жизни, доверяя ему все свои печали и самые сокровенные мысли. Вскоре Евгений и сам понимает всю тщетность такого лечения, и они возвращаются с чужбины туда, где его любимая чувствовала себя легко и свободно - в родные Мариоки. Дома приходит ощущение разочарования, творческой пустоты, которое дополнялось затяжной болезнью, очень мучавшей Крестовскую.
"Говорят: "Большому кораблю - большое плавание", - с грустью пишет она, - и, пожалуй, природа сделала и меня, и Евгения не совсем уж маленькими лодочками, а судьба закинула их в пруды, из которых один выход - в соседние канавы...".
Крестовская прожила на финском взморье шестнадцать лет из сорока восьми отпущенных ей Богом. Еще при жизни она позаботилась о том, чтобы имение не перешло в частные руки. Её мечтой была постройка оздоровительного санатория для творческих людей на берегу залива. Мечта об этом не покидала писательницу до конца ее дней. Последние годы были самыми тяжелыми. Болезнь стремительно прогрессировала, и даже такие светила мировой медицины, как профессор Бехтерев и академик Павлов не смогли помочь русской Жорж Санд. "Ничем я сейчас не живу, кроме страха перед новыми болями и внезапным полным ухудшением, причин которого никто не может понять", - писала она в 1909 году. Через год 6 июля 1910 года – ее не стало. Мария Всеволодовну похоронили на том месте в парке, где она любила подолгу сидеть одна, глядя на море. Могила любви Картавцев был просто убит горем. Чтобы передать хоть частицу своей любви ушедшей любимой, он заказывает на могиле жены памятник, скульптором которого стал Всеволод Лишев, друг их семьи, который часто бывал в Мариоки, хорошо знал и любил его хозяев. В 1911 году на монолитной каменной глыбе, с которой супруги прежде не раз любовались морским закатом, появляется бронзовый памятник писательнице в 1,25 натуральной величины. А у подножия камня устроился её любимый медвежонок, отлитый из бронзы. Крестовская вышла на памятнике грустной и немного задумчивой, такой, какой запомнилась она безутешному мужу. На граните была высечена надпись: "При жизни недостаточно ценил и лелеял я тебя, дорогая Марьюшка, зато по смерти свято исполняю волю, заветы и желания твои. Твой всей душой Евгений". Подобно герою романа Александра Грина "Золотая цепь", Евгений Картавцев увековечил свою любовь в памятнике, который местное население вскоре назовёт "Могилой любви". Сам Картавцев завещал похоронить его на том же месте, и на могильном камне было высечено и его имя без даты смерти. Однако ей так и не суждено было появиться там...
В 1914 году рядом с могилой Крестовской по проекту архитектора Фомина, (того самого, который спроектировал дом), была построена православная церковь. Внешне церковь была выдержана в строгом псковском стиле XII века, однако в архитектурном плане это было сплошное новаторство! Уже то, что каркас здания был выполнен из железобетона, говорило само за себя! Вокруг церкви высилась массивная декоративная ограда, имитированная под монастырскую, за нею был внутренний двор. Высокая звонница церкви с пятью колоколами служила одновременно и вратами. Её купол был виден даже из Кронштадта! Церковь Мариок освятили 8 августа 1916 г. во имя "Всех скорбящих радости". Настоятелем ее был назначен священник, прибывший специально из Валаамского монастыря.
Церковь Мариок "Всех скорбящих радость"
Евгений чтил волю покойной жены, и в 1914 году было начато строительство санатория имени М.В. Крестовской. Автором проекта был архитектор Л.Ф. Сологуб. Санаторий обещал стать просторным каменным зданием на 35 номеров с общей гостиной, помещениями для массажа и ванной. Вокруг здания сооружалась большая галерея для прогулок, отдыха и солнечных ванн. Но начало Первой мировой войны помешало строительству здравницы, и мечта оборвалась уже через неделю после её начала... Сразу же после большевистского переворота в ноябре 1917-го Евгений Картавцев уезжает из России, оставив завещание: достроить санаторий и опубликовать дневник своей жены на семи языках, оплатив всё это крупными суммами денег. Октябрьская революция превратила эти деньги в картон. Немало скитаний и печалей выпадет ещё на долю этого человека! В начале 1930-х годов смерть настигает Евгения в Париже, тяжело больным и несчастным человеком.
Какое-то время за усадьбой присматривал старый управляющий, но в 1918 году особняк был хищнически разграблен немцами из дивизии фон дер Гольца, высадившимися на финском побережье для борьбы с красными революционерами, и расквартированными в опустевших русских дачах. Уходя из Финляндии, немцы вывозили всё, что только могли унести, грабя опустевшие особняки русской знати.
Когда военные грозы поутихли, дом был приобретен одним состоятельным финном в частную собственность, разобран (как и большинство других особняков на Карельском перешейке), и перевезен под Хельсинки, где, вероятно, находится, и по сей день. Если кто-нибудь из моих читателей знает что-либо о его дальнейшей судьба, буду очень признателен за любые сведения!
До 1939 года в церкви "Всех скорбящих радости" регулярно проводились богослужения. За фамильным склепом, православным кладбищем и лестницей ухаживали местные жители. Даже без дома лестница очень украшала деревню, и каждую весну финны высаживали в лестничных вазах цветы. Немногих русских, остававшихся жить в этих краях, хоронили на православном кладбище, здесь на Марьиной горе. Там же был похоронен и известнейший русский писатель Леонид Андреев.
Накануне Зимней войны финские подразделения повредили звонницу, используя её, как мишень для отработки точности стрельбы. Ценности для финнов-лютеран православная церковь не представляла, напоминая лишний раз об опасном русском соседе. Варварскими действиями финских военных были сбиты кресты и повреждена кровля.
Однако полное и окончательное разрушение в Мариоки было принесено в годы Великой Отечественной войны. В начале 1944-го года финны заняли прочную оборонительную позицию на Марьиной горе, обстреливая отряды Красной армии со звонницы церкви. Артиллерийские батареи Кронштадта получили наводку и одним точным ударом снесли звонницу и купола церкви вместе с засевшими там снайперами. Но Фомин недаром был гениальным архитектором! Железобетонные стены церкви, построенной на века, стояли неколебимо. Если бы новая власть захотела восстановить церковь сразу после присоединения Карельского перешейка к СССР, её ещё можно было спасти. Но кому нужна была церковь в забытом Богом посёлке, где после войны не осталось ничего живого? Кто будет думать о церквях в стране, где голодают тысячи беспризорных детей и разрушены почти все крупные города? К тому же, после двух жестоких войн с финнами, новая власть накопила огромный негативный потенциал против всего, что с ними связано. С небывалым ожесточением уничтожалось всё, что хоть как-то напоминало об истории и культуре прежних обитателей Карельского перешейка. Одновременно уничтожалось и русское имперское наследие, бережно хранимое этими местами со времён царской России.
Год за годом церковь разрушалась всё больше, уже не от пуль, а от времени, пока не превратилась в груду развалин... Посёлок Метсякюля поделили и переименовали в посёлок "Молодёжное"; вдоль побережья Финского залива и Приморского шоссе выросли новые санатории и пионерские лагеря. Пионерам нравилось играть в Мариоки, убегая туда от взрослых. Руины получили у них новое название: "Графские развалины". Вообще в СССР развалины старинных усадеб были далеко не редкостью, и воспринимались детьми, как нечто само собой разумеющееся – часть ландшафта, не более. О прежних обитателях дети ничего не знали, и знать не хотели. В бывшем графском парке, изрядно заросшем травой и деревьями, они жгли костры, а православное кладбище, где до 1956 года находилась могила Леонида Андреева, было осквернено и полностью уничтожено. И лишь статуя Марии на "Могиле любви" безмолвно и печально созерцала за разграблением райского уголка, своих любимых Мариок...
А спустя ещё несколько лет была украдена и она. Вероятно, какого-то варвара привлекло такое большое количество бронзы. Разобрали и знаменитую лестницу, воздвигнув на её месте огромный лыжный трамплин, который вскоре пришёл в негодность и уже двадцать лет высится над лесом ржавой уродливой громадой... Сегодня почти ничто не напоминает о тех временах. От парка, усадьбы, лестницы грешниц и дворца не осталось ничего. На их месте шумит густой сосновый лес. Там, где когда-то стояла белокаменная церковь сегодня лишь груда камней. Будто мираж растворился в финских лесах целый мир, созданный двумя любящими сердцами. Мгновение - и нет ничего, лишь, как прежде, сосны шумят на ветру...
Вид с трамплина В чудом уцелевшем здании бывшей народной школы Метсякюля разместился санаторий для легочных больных "Чёрная речка". Он занимает теперь только прибрежную полосу Финского залива. Несколько старинных русских дач, в том числе и великолепный деревянный особняк Воронина, так явственно описанный Леонидом Андреевым, долгое время, оставаясь без надзора, погибли в последние десятилетия от пожаров.
Сегодня можно подвести лишь печальный итог: усадьба Крестовских превратилась в груду камней, от церкви остались лишь две стены, памятник Марии Всеволодовны вместе с медвежонком украден, на месте знаменитой лестницы спуск заброшенного и ржавого трамплина. «Поэтического уголка», стол внезапно появившегося в «Финской Ривьере» больше не существует. Мариоки превратился в одну большую "Могилу любви", под которой погребены любовь и мечты двух любящих сердец...
И вновь я обращусь к своим читателям – если кто-нибудь знает о местонахождении памятника Марии Крестовской сегодня (вряд ли такую красоту кто-то решился расплавить), давайте спасём его, восстановив «Могилу любви» в первозданном виде!
Не отклоняясь сильно от прежнего курса, мы продолжим это приятное путешествие по финскому взморью в финской деревне Лаутаранта... |
